— Теть Марин, а вы не знаете, кто
приходит на могилку к моему Антону? Опять прибрано, цветы свежие… —
она прикусила губу и посмотрела на пожилую женщину, красящую
оградку через несколько мраморных плит от нее.
Старуха обернулась и как-то странно
на нее посмотрела, словно Вера дурочка и спрашивает, что-то
несуразное. Отвернулась. Макнув кисть в банку с синей краской,
заходила кистью вверх–вниз, добивая глухим молчанием. Вера
растерянно перебирала ремешок своей сумочки. Покосилась на карточку
мужа, будто тот должен ей ответить… Но, что с умершего взять?
Легкий ветерок поднял ее шоколадную
шелковую прядь волос и поиграл, вплетая в волосы запах весны и
первых трав. Птицы щебечут. Солнце в зените. На ярком голубом небе
ни облачка.
—Живи, как жила, девка… Иногда,
лучше не знать правды и спать спокойней будешь, — проскрипела
тетка, откладывая кисть в сторону. Утерев пот со лба, она
полюбовалась своей работой. Вздрогнула, не услышав, что Вера
подошла впритык и стоит за ее спиной… Только веточка хрустнула под
ботинком.
— Я хочу знать, теть Марин, —
проговорила вдова и обвела глазами сельское кладбище.
Здесь недалеко похоронены родители
Антона и он захотел себе место именно рядом с ними. Вере
приходилось мотаться из города на электричке. В связи с финансовыми
сложностями, машину пришлось продать. Почти все средства ушли на
лечение мужа, еще и в кредит пришлось залезть.
— Ну, смотри, — кольнула взглядом,
прищурившись подслеповато пенсионерка. Вздохнув, тяжело поднялась
на ноги, утирая ладони об ситцевую тряпку, вынутую из кармана
тонкой болоньевой серой куртки.
«Смотрю» — кивнула Вера, и сильнее
схватилась за сумку, будто у нее сейчас все вырвут из запотевших
рук.
— Ходит тут одна. С мальчиком лет
пяти. Папкой он зовет… Этого, — крючковатый палец, запачканный
синим, неминуемо указал направление.
У Веры колени затряслись. Слова,
вроде различила и смысл понятен, а в груди все вопит: «Нет! Нет! Не
мог так муж с ней поступить. Не мог!». Она мотала головой, зажав
рот, чтобы не заорать вслух…
— Легче стало от правды-то?
Похоронила бы все и ладно… Что уж теперь, — тетка Марина пригнулась
и вынула из своей котомки пластиковую мятую бутыль с какой-то мутью
внутри. — На вот, кваску пивни. Сама настаивала, не побрезгуй.
Бледная какая, хлопнешься еще в обморок. Оно мне надо?
Трясущейся рукой Вера схватила
бутылку. Неосознанно сжала так сильно, что жидкость подпрыгнула
фонтанчиком и полилась на землю обмывая липким ее пальцы.
— Пей, говорю! — рыкнула на нее
бабка, подталкивая снизу за локоть.
Вера глотала через не могу,
переступив брезгливость и неприятный запах питья.
— Кто она? — спросила Вера, едва
отдышавшись, после того, как залпом влила в себя около полу-литра
кислятины.
Ее зашатало, будто не кваса, а
самогонки хлебнула. Перед глазами сплошная пелена. К горлу
подкатывает тошнота. Она присела, опав на колени. Такая слабость
накатила и дурман. В висках стучит барабанной дробью… Сейчас она
услышит главное. Страшное. То, от чего ее станет рвать желчью и
корежить, вывернет наизнанку. Но, очень важно услышать ответ.
Быстро стирая слезы, она подняла
голову. Губы кривились, предательски дрожали, собираясь складками у
уголков рта… И ничего нельзя было с этим поделать. Больно, когда у
тебя вышибли веру из-под ног, показали насколько ты была слепая и
доверчивая идиотка. На дачу он ездил. Как же!
Вспомнились последние слова мужа:
«Вер, я хотел сказать тебе… Прости меня, Вера»
Пока она ждала Антона, готовила
завтраки, обеды и ужины. Лечилась от бесплодия… А после… После
аварии, выгребала за предателем дерьмо и держала за руку, утешала,
как могла. Говорила о своей любви… Вот куда он так рвался,
навешивая на уши про рыбалку, душный город, и не политые помидоры в
тепличке.
