Пролог. Мальчик с волчьим взглядом
Мир несправедлив. За добро не всегда отплатят тем же, а за зло не накажут, ежели у него сильнейшие покровители. С этой суровой правдой Варваре пришлось столкнуться в неполные восемь лет.
Низенькая лошадка, подаренная матушкой на именины, беспокойно гарцевала под искусно отделанным седлом. Звенела закушенная уздечка, из ноздрей в морозный воздух вылетали плотные клубы белого пара.
В сажени от нее на белом хрустящем снегу, широко раскинув руки, лежала молодая красивая женщина. На ее грубой шерстяной накидке иссиня-черного цвета так сразу и не приметить четырех дыр от вил. Пронзительно-голубые глаза были пусты и упирались в бескрайнее хмурое небо. А вокруг так красно, так красно… Алая лужа слишком велика, от нее еще шел слабый пар, в воздухе стоял ядреный запах железа. Рот мигом наполнился слюной. Варвара испуганно всхлипнула.
– Ох, что же это, Николай Митрофанович, творится-то такое? Убили девку, убили! – Подручный батюшки спешился, быстрым движением снял ее с лошадки и прижал лицом к плотному вороту тулупа. – Не глядите, Варвара Николаевна, не глядите туда…
– Сказано было тебе забирать ее в поместье, куда ребенка привез?! – В отцовском голосе звенела злая сталь, да только ее это не испугало больше нынешнего.
Перед широко распахнутыми глазами застыл образ мертвой женщины и широкоплечего мужчины с вилами. Стоял, скалился, а глаза злые и безумные, что у пса бешеного.
Вокруг охал и ахал народ, но говорить без разрешения посмурневшего барина никто не отваживался. Бледные молодые девки жались друг к другу, отступали ближе к избам. А мужики сочувствующе цокали и тихо сплевывали горькую слюну, отводя глаза от остывающего трупа.
Дикий крик встретил их на подъезде. Впервые за долгое время батюшка нашел время на прогулку с нею. Вот уж где радость была у Варвары – ни вдохнуть, ни выдохнуть. С отцом всегда было спокойно: неспешная уверенная речь и горячие обнимающие руки. Рядом с ним не сковывало смущение, как порою бывало с суровой и требовательной матушкой. Николай Митрофанович говорил не об уроках и ее заслугах, батюшка всегда интересовался ее душевным самочувствием, благодушно слушал о чаяниях, надеждах и наивных детских мечтах.
В эту прогулку Варвара с таким самозабвенным восторгом говорила о своем первом детском бале, что не заметила, как лошади их дошли до ближайшего села Калиты. Среди морозных, сверкающих под полуденным солнцем просторов уже вырисовывалась аккуратная неприметная церквушка. С последним колокольным звоном раздался душераздирающий женский крик. И отец послал галопом лошадь, велев ехавшему чуть одаль подручному отвезти дочь обратно в имение Глинки. Несколько мигов девочка наблюдала за тем, как искрящими брызгами разлетается снег под подковами гнедого скакуна Николая Митрофановича, а затем она отправила следом свою низенькую лошадку. Быстро. Так, что холодный воздух заперло в груди, а в ярко-красные щеки впился кусачий ледяной ветер. Сзади закричал подручный Агап, резво нагнал конским галопом, но перехватить поводья из ее рук не отважился. Сломай барская дочка шею, и его бы обезглавили.
Как же сильно она пожалела, что ослушалась отцовского наказа.
– Не гневайся, барин, одолжение народу сделал – ведьму я местную прибил. Жене моей отраву продала, чтоб та дите ни в чем не повинное сбросила. – Мужик низко склонился, выпуская древко вил из рук.
Из толпы послышался визгливый женский крик:
– А как же твоей жене к ней не идти, как не узнать, заделал ли ты, окаянный, двенадцатого? Впроголодь детишки живут, одну рубаху друг за другом донашивают, а ты все приростком думаешь!
