Сон был не просто дурным – он был живым, плотным, словно ее завернули в мокрый, гнилой холст. Лилан металась в постели, сжавшись в комок, пытаясь вырваться из липких объятий кошмара.
За окном, в кромешной тьме, шевелился лес.
Не ветер качал верхушки сосен – нет. Шевелились сами деревья, старые и корявые, их ветви, словно костлявые пальцы, царапали по стеклу. Скрип был тихим, настойчивым, похожим на скрежет старых костей. И они шептали.
Сначала это был едва различимый шорох, сливающийся с шумом листвы. Но постепенно он нарастал, обретал форму, превращался в голоса – десятки, сотни беззвучных, проникающих прямиком в сознание голосов. Они перешептывались, спорили, плакали. А потом слились в один, ясный и неумолимый, прорезавший мрак:
«Ли-и-ла-ан…»
Она резко села на кровати, сердце колотилось где-то в горле, заставляя ее задыхаться. Простыни, сбитые в беспорядке, были влажными от пота. В комнате царила привычная тишина старого дома, пахнувшего пылью и деревом. Только за стеной, в гостиной, монотонно тикали ходики.
«Просто сон, – судорожно глотая воздух, прошептала она себе. – Снова просто сон».
Но что-то было не так. Ощущение было слишком реальным, слишком осязаемым. Отзвук того шепота все еще звенел в ушах. Она медленно, почти боязливо, повернула голову к окну.
Лес стоял смирно, чернея на фоне чуть светлеющего неба перед рассветом. Никакого движения, только неподвижные силуэты.
Лилан выдохнула, уже почти успокоившись, и провела рукой по лицу. Нужно было просто умыться, выпить воды и забыть.
И тут ее взгляд упал на само окно.
Стекло было в росе.
Но это была не обычная, прозрачная утренняя роса. Она была густой, маслянистой, цвета ржавчины и запекшейся крови. Она стекала по стеклу медленными, тягучими каплями, оставляя за собой длинные, багровые следы. В тусклом предрассветном свете эта жидкость отливала неестественным металлическим блеском.
Лилан замерла, не в силах оторвать глаз от зловещего узора. Холодный комок страха снова подкатил к горлу. Она не решалась подойти ближе, но ее ноги сами понесли ее к окну.
Она протянула дрожащую руку, но не посмела прикоснуться к стеклу. От него исходил легкий, едва уловимый запах – сладковатый и противный, как запах тления и старой меди.
Это была первая роса. И она знала, глубоко в окоченевшей от ужаса душе, что это только начало. Лес не просто звал ее по имени. Он теперь оставил ей свой знак.
Она отшатнулась от окна, прижимая ладони к вискам, пытаясь втолковать себе, что это галлюцинация. Последствие кошмара. Нервы. Что угодно, только не то, чем это выглядело – знаком, пришедшим из самого ада ее сновидений.
«Воды, – прошептала она, – нужно просто умыться».
Лилан, не глядя на окно, почти бегом вышла из спальни и спустилась вниз, в ванную. Щелчок выключателя осветил кафель, знакомый до мелочей. Она резко отвернула кран и, набрав в пригоршни ледяной воды, плеснула ее в лицо. Капли стекали по шее за воротник старой футболки, заставляя вздрогнуть. Она подняла голову, глядя на свое отражение в зеркале над раковиной.
Бледное, испуганное лицо. Широко раскрытые глаза, под которыми легли темные тени. Мокрые пряди темных волн прилипли ко лбу и щекам. Она выглядела так, будто не спала неделями.
И тогда она это увидела.
На ее левой щеке, чуть ниже скулы, где секунду назад была просто влага от умывания, проступал тонкий, извилистый узор. Словно прожилка на мраморе. Но цвет был не синеватый, а тот самый, ржаво-багровый. Кровавая роса была не только на окне. Она была на ней.
С криком ужаса Лилан провела рукой по щеке. Палец оказался чистым. Она судорожно потрясла головой и снова вгляделась в зеркало. Ничего. Кожа была чистой, лишь влажной и бледной. Иллюзия. Наверное.
