Ты танцуешь на песке одна
Так горяча, что во мне тают
снега
Ты танцуешь на песке одна
В море штиля, но в тоске по
нам.
PLS - Навылет
— Егор сам за тобой приедет? — мама
смотрит на меня в зеркало, стоя за спиной и поправляя свою
прическу.
— Нет. Я вызвала такси.
В спешке высыпаю на комод перед
зеркалом содержимое своей сумочки, потому что потеряла терпение
найти в ней помаду цивилизованным способом. Крашу матовым красным
губы, этот оттенок прибавляет мне возраста. Укороченные до плеч
волосы, которые я теперь ношу именно так, — тоже, но эффект меня
устраивает.
Бросаю помаду назад в сумку, из кучи
высыпанных наружу вещей беру маленькие серьги с бриллиантами,
которые не очень люблю из-за дурацкой застежки, но это подарок, и я
решаю потерпеть один вечер.
— Мы так и не обсудили твой день
рождения, — продолжает мама.
— Еще неделя впереди… успеем…
Последние пару лет дни рождения я вообще не праздновала, было не до
того, но в этот раз моя семья взбунтовалась, даже мой брат Андрей
высказал свое мнение по этому поводу.
— Вот именно, дорогая. Неделя, —
вздыхает мама. — Все-таки юбилей. И Егор готовит тебе сюрприз…
Нужно выбрать ресторан и меню. Будет много гостей.
— Я знаю.
Оправляю на себе черное платье с
открытой спиной, которое откопала на дизайнерской распродаже пару
месяцев назад. Юбка-футляр на мне смотрится отлично, особенно такой
длины — до колена.
— Ты будто не рада…
— Я очень рада, мама.
Быть центром всеобщего внимания не
моя мечта, а дни рождения на тридцать человек — не наша семейная
традиция, но рядом с Егором мне постоянно приходится светиться на
всяких мероприятиях, и я привыкла быть его аксессуаром.
— Застегни… — прошу, приподнимая на
шее волосы.
Еще одно украшение, которое
досталось мне в подарок от Рязанцева на нашу годовщину в прошлом
году: круглый кулон с бриллиантом в центре. Егор никогда не
скупится на подарки. Одно время мне даже казалось, что он хочет
меня ими купить, так их было много. Но потом я поняла, что, в
отличие от меня, он эти жесты внимания считает обязательными.
Просовываю ноги в черные лодочки и
смахиваю с комода содержимое своей сумки обратно в нее, когда за
спиной раздается сонный голос:
— Мамочка, ты уходишь?
Софийка трет кулаком глаз и дует
губы, остановившись на пороге нашей дачной гостиной, где она уснула
вместе с дедом за чтением «Чиполлино».
На ней голубая пижама с белым зайцем
на груди и забавный бардак в светлых коротких кудряшках, носок на
одной ноге отсутствует.
Сердце сжимается от счастья,
лопается от любви.
Сажусь на корточки и раскрываю для
нее объятия.
Софи с разбегу ныряет в них и
обнимает мою шею руками, цепляясь пальчиками за волосы.
В моей жизни нет ничего соизмеримого
с моей дочерью. Она центр моей вселенной, его сердцевина. Когда-то
давно я пообещала себе, что никогда больше не полюблю, но, как
только мне на грудь опустили синий кричащий живой комочек, я
поняла, что до этого момента ничего о любви не знала.
— Да, малыш. Я на чуть-чуть, ты даже
не заметишь, что меня нет.
Прикрываю глаза, вдыхая детский
карамельный запах, и уже никуда не хочу уходить.
— Я тогда тебя подожду…
Я рассчитывала сбежать незамеченной,
потому все это время мы с мамой шептались. Моя дочь очень привязана
ко мне и болезненно переживает любую нашу мимолетную разлуку.
Только полгода назад под натиском мамы я сдалась и решилась
оставлять Софийку у них на ночь, но каждый раз мне от этого
неспокойно, будто без моего маниакального контроля с ней что-нибудь
может случиться.
— Ладно… — Сжимаю ее тонкие плечики.
— Но если захочешь спать, возьми с собой зайчика и иди, да?
— Я его постирала, — подает голос
мама. — Им как будто почистили дымоход.
— Я не разрешала, — бурчит Софи. —
Он боится воды…
