Мерф
Темный переулок. Безлюдно и грязно.
Сердце колотится с такой силой, что буквально выламывает ребра. С
каждой секундой я все больше и больше погружаюсь в безумие. И в
голове начинает играть назойливая мелодия, заглушая остальной
мир.
Колыбельная… Ну почему она звучит в
самые ужасные моменты?
Сквозь панику мне удается разобрать
отборный мужской мат. Ублюдки слишком близко. И, если они до меня
доберутся, несложно догадаться, что сделают со мной. Как же я
ненавижу мужчин, которые только и думают о своих яйцах и члене!
Руки и ноги работают на пределе,
пока я пересекаю переулок за переулком. Ярость беспомощности
постепенно затмевает страх, оставляя лишь животные инстинкты.
Воздух раздирает горло, выжигает легкие. Но я, как на автопилоте,
отчаянно хватаю его глоток за глотком.
Меня всю трясет, а ладони покрылись
холодным потом. Вот только права останавливаться нет, потому что за
мной несутся со всех ног три амбала. К черту эту жизнь. К черту эту
дерьмовую жизнь!
Внезапно все сбивчивые мысли
обрываются: меня так резко хватают за волосы, что мой крик тонет в
болезненном стоне, а ноги на мгновение оказываются в воздухе.
— Ты нарываешься, киска, — скрипучий
и холодный голос бьет наотмашь, а затем меня грубо впечатывают
спиной и затылком прямо в бетонную стену.
Глухой крик покидает мою грудную
клетку, и мне требуется несколько секунд, чтобы сделать вдох.
— За твою вагину обещают хорошо
заплатить, — опаляет он мое ухо несвежим дыханием с запахом сигарет
и какого-то мерзкого пойла. — Но ты заставила нас побегать, —
крупная мужская ладонь оказывается на моей промежности, и по
телу мгновенно проходит дрожь отвращения, — теперь мы заставим тебя
покричать.
— Отвали! — плюю прямо ему в лицо и
пытаюсь извернуться от грязных рук, но меня останавливает удар по
щеке, нанесенный с такой силой, что я теряю равновесие.
И, прежде чем я успеваю оправиться,
меня разворачивают и прижимают спиной к твердой груди мужчины. Удар
в живот, и я захожусь кашлем, теряя возможность дышать.
Внутренности скручивает позыв рвоты, и мне хочется свернуться от
пронзительной боли, но я умоляю себя держаться. Не рыдать и не
молить о пощаде.
От сильного удара мне не сразу
удается сфокусировать зрение, но я замечаю два приближающихся
силуэта. Звон в голове набирает обороты, а по подбородку стекает
теплая струйка крови.
Черт… Я в заднице.
— Готти любит, когда ему заглатывают
по гланды, — чей-то голос доносится как сквозь слой ваты, а потом в
мои щеки впиваются грубые пальцы. — Папочка ведь научил тебя
этому?
— Он научил меня отгрызать члены
таким ублюдкам как вы!
Заткнись, Мерф, заткнись!
Боже, я ненавижу свой характер. Но уж лучше сдохнуть.
— Угрожаешь? Нам? Парни, а она
забавная, — все втроем начинают ржать. Чудовищно и мерзко.
— Отвалите от меня! Пошли к черту,
ублюдки! — дергаюсь изо всех сил, но ни черта не выходит. Часто
дышу, не желая принимать такой исход. Я не сдамся без боя. Не
сдамся. И при следующей попытке выбраться я с точностью хирурга
ударяю мужчине, державшему мое лицо в жесткой хватке, прямо между
ног.
— Блядь! — урод с животным рычанием
сгибается пополам и болезненно стонет.
В следующее мгновение мужчина,
стоящий позади, хватает меня за волосы и натягивает их до ярких
вспышек в глазах.
— А я смотрю, у нас тут боец, —
хрипит он низким противным голосом. — Люблю бешеных сучек.
Готовься, я трахну тебя первым, — проводит мне языком по щеке, и
меня передергивает.
— Нет! Отпустите! — сдавленно
вылетает из моей груди. — И я обещаю, что вас никто не тронет! Даю
слово!
Вмиг вокруг все заполняет мужской
гогот, а потом возле уха вновь раздается до омерзения мягкий
голос:
— В данный момент большая
вероятность того, что мы тебя тронем, малышка.
