Крупные холодные капли майского дождя расстроили летнюю погоду уходящего дня. Серая пелена облаков отменила тёплый уют предыдущих часов и влажные порывы ветра выгнали из цветущих аллей всех посетителей. Остались лишь те, кто принадлежал Парку. Их было всего двое. Один, полицейский, нёс дежурство, парк был его постом, постоянным местом его службы. Уже не молодой полицейский потратил много усилий, чтобы его направили сюда, на это место, где обычно начинали службу молодые офицеры. Другой, в плаще, шляпе и под огромным зонтом установив мольберт, рисовал с натуры. Прямо на виртуальной крайней точке маршрута полицейского, патрулировавшего парк.
Художник не обернулся на шелест мокрого гравия, скрывавшего полуразрушенные плиты аллеи. Он не отвлёкся, даже когда источник шелеста приблизился к нему в плотную. Полицейский вдруг испытал давно забытое чувство неловкости, некой неуместности своего присутствия здесь. Специфика его службы давно убила напрочь в нём подобные чувства. Он заглянул через плечо художника на полотно. Там был пока неясный скетч девушки.
Художник всматривался куда-то вглубь аллеи и затем снова и снова добавлял штрихов к своей картине. Черты изображения становились чётче, общий набросок был понятен, но до конца работы было ещё очень далеко. В этих линиях полицейский увидел что-то знакомое и тоже утраченное, причём утраченное с болью, то что, изменило его последующую судьбу.
Художник всматривался куда-то вглубь аллеи и затем снова и снова добавлял штрихов к своей картине.
– Вы с натуры рисуете? Где эта девушка? Отошла? – спросил полицейский, поёживаясь – за шиворот упало несколько холодных капель с большого зонта, под которым укрылся художник.
– Там! – художник указал в глубину аллеи розовых тонколистных сакур.
– Я там никого не вижу! Где она? – немного раздражённо официально переспросил уже Закон устами полицейского.
– Там! – монотонно, без эмоций ответил художник и опять махнул кистью в сторону аллеи сакур.
***
Мия возвращалась со свадьбы подруги. Фигуристая, светловолосая, в мамином браслете, с роскошными рубиновыми серьгами под цвет облегающего красного платья, она могла быть не одна посреди этого парка глубоким вечером, где кажется, что уже никого нет – ни шумных детей, ни их пап, держащих мячи и велосипеды, ни говорливых мам, выкатывающих в колясках дремлющих младенцев. Никого, кроме, с виду четверых обычных парней, внутри полных отморозков.***
– Меня, а значит и тебя подруга пригласила на свадьбу. Ты пойдёшь со мной?
– Нет, Мия, у меня увольнение только вечером.
За спиной курсанта выстраивалась очередь его сослуживцев. Городской телефон-автомат был единственным в Высшем училище милиции.
– Я могу встретить тебя после свадьбы и провести домой. Или сходим на последний сеанс в кино.
– Хорошо. Свадьба будет в кафе, рядом с парком, ты знаешь где это. Я выйду в…
– Да, хорошо! Я буду обязательно, даже чуть раньше. Прости, Мия, мне надо идти и ребятам звонить надо.
– Не опаздывай! До встречи! – Мия на том конце телефонной линии повесила трубку.
***
– Какая ты у меня красавица! – мама Мии зашла к ней в комнату.
Мия уже одела красное платье и вертелась перед зеркалом.
– Ты пойдёшь сегодня со своим курсантом?
– Нет, мама, он не может идти со мной, он меня встретит вечером. Мама, я хочу попросить тебя. Пожалуйста! Дай мне надеть твои рубиновые серьги раз подарила это платье!
– Хорошо, я же тебе обещала, когда ты вырастешь, они будут твои. Они твои. Я ещё хочу подарить тебе мою сумочку.
