Местные жители старались покинуть город на время проведения карнавала. Дело даже не в толпах приезжих или громкой танцевальной музыке: карнавал в Панекки был… странным. Туристы, собирающиеся, между прочим, со всей мессенской земли, не замечают ничего необычного. Вернее, всё необычное, что они замечают – безобидная праздничность. Но местные, изо дня в день наблюдавшие размеренную жизнь города, хорошо видели как действительность в карнавальные дни расплывается. Совсем чуть-чуть: в мелких деталях фасадной лепнины, странных тенях от городских статуй, непонятном движении флюгеров. Город был одержим, и все предпочитали помалкивать об этом. Мало ли что? Вопрос не подразумевал ответа. Просто все знали что поднимать эту тему не стоит. Не надо.
По пестрящей флажками и ярмарочными шатрами улице шëл человек в коричневом пальто. Самый обычный турист, приехавший поглазеть на карнавальных танцоров. Так казалось со стороны. На деле же обычные туристы, как правило, не скрывают под своими пальто колдовских оружейных комплектов.
– Мужчина, купите маску!
Человек в пальто остановился и повернулся на голос. Позвала его женщина, которая стояла за ярмарочным прилавком и только-только попрощалась с группой довольных покупателей.
– Ой, простите, я не имела в виду…
– А давайте.
– Какую? – женщина была выбита из колеи лишь на несколько секунд. Покупатель встал у прилавка и принялся изучать ассортимент.
– Вы одни приехали?
– Один, один.
– О-о-о, в Панекки веселей отдыхать компанией. В следующий год возьмите с собой кого-нибудь!
– Хорошо, обязательно. Дайте вот эту, пожалуйста.
– Эту? – торговка сняла с крючка разноцветную маску. – Арлекина себе редко выбирают, обычно друзьям. Знаете, в шутку! А между прочим зря, Панеккский Арлекин символизирует хорошее настроение и достаток.
– Спасибо. Мне подходит.
– Гиблое место. Не нравится мне здесь.
– Да. Жуткие какие-то у мессенцев карнавалы…
– Не туда думаешь, Леонтайн. Как, ещё раз, этот городок называется?
– По… па… в общем что-то на па. Кажется. Я бы разобрала название если бы вывеска на воротах не оказалась такой ублюдски вычурной.
По серой брусчатке шагало трое людей, сильно выбивающихся из толпы. Все они были одеты в тëмные одеяния, обвешаны колдовскими амулетами и носили чëрные шляпы. Последний аксессуар являлся определяющей чертой в облике колдунов. Таких как они простой люд знал под общим названием “Чëрные Шляпы”.
Чëрные Шляпы – вездесущие маги, наводящие страх на все народы необъятной Палефиды без исключения. Сложно сказать, насколько этот страх оправдан: веками Чëрные Шляпы топчут улицы большинства столиц мира, и пока ничего ужасного не случилось. По крайней мере, вины Чëрных Шляп доказано не было. Пусть встретить этих мрачных магов можно, в общем-то где угодно, живут они все в Чёрной Академии – замковом комплексе на горном склоне глубоко в лесах Мрака. Горы уже сами по себе затрудняют возможность путешествий, а Мрак – дремучие леса, полные опасных чудовищ и не менее опасных магических аномалий. При таком окружении колдуны, казалось, не должны появляться нигде дальше десяти километров от стен своей Академии. Но Чёрные Шляпы вездесущи. И никто не может разгадать секрет их перемещения. Столь лёгкого, стремительного, и, как отмечают имевшие со Шляпами дело маги, ни капли не вредящего целостности реальности. Случай в мировой истории магии поистине уникальный, не мудрено что многие волшебники готовы были жизнь отдать за раскрытие секрета Чëрных Шляп. Многие, в конце концов, жизнь отдали – но правда так и осталась нераскрытой.
Во главе тройни вышагивал старый матëрый колдун, в иерархии Чëрных Шляп носивший титул Старшей Морды. Носил колдун шляпу с примятым донышком и загнутыми наверх полями. Его звали Морне и родом он был из болот Мрака. Мрачными у него были и внешность, и взгляд, и нравы. Но Морне был очень опытным заклинателем. Мало кто пользующийся прикладной магией и, более того, регулярно контактирующий с другими колдунами, успевает дожить до шестидесяти лет. Зато, прошедшие этот условный рубеж становятся способны прожить целый век и даже больше. Морне на вид было как раз за шестьдесят. Сложность попытки описать его состояла лишь в невозможности определить, сколько времени длится это самое “за”.
