На подлете к Африке «Боинг Б‐47 Стратоджет» ВВС США попал в сильнейший шторм. Тяжелый шестидесятитонный стратегический бомбардировщик бросало из стороны в сторону, как засохший листок. Роберт, командир корабля, вцепился в ручки управления с такой силой, что жилы вздулись на висках. Стояла непроглядная ночь, поэтому разрывы молний воспринимались как ослепляющий свет. Стрелки приборов нервно дергались, иначе и быть не могло, когда ревущий от натуги самолет камнем падал на несколько десятков футов в воздушную яму. Лампочки многочисленных индикаторов, как казалось, трусливо мигали из-за качки, постоянно переходившей в жесткую болтанку. Невольно возникало предчувствие, что без потерь они из этой ситуации не выйдут. И это действительно произошло – противно запищал индикатор, сообщивший о неисправности фиксатора механизма сброса бомбы.
– Иди! – только и смог выкрикнуть командир, сражавшийся с управлением самолета.
Гордон отстегнулся и, держась за переборки, отправился в бомбовый отсек. Несмотря на все предосторожности, его с такой силой швырнуло о переборки салона, что показалось, будто ребра сломались. Тусклый свет освещения тесного отсека не позволял сразу понять, что произошло. Согнувшись, всей спиной прижимаясь к вибрирующей стенке борта, он протискивался к первому фиксатору. Когда включил фонарик, дрожь самолета невольно передалась и ему. Скоба трехтонной бомбы при каждом подпрыгивании самолета прогибала язычок держателя. Гордон с ужасом смотрел, как железная перекладина все сильнее прогибается. Остановить этот процесс было невозможно – скоба с монотонностью молота била по фиксатору. Наконец раздался тонкий звон, и железка лопнула. Бомба, сорвавшись с одного фиксатора, провисла и держалась только на одном оставшемся. Неожиданно сильный толчок сбросил ошеломленного Гордона прямо на бомбу. Еще немного, он бы сорвался и оказался под ней. Тогда при очередном подпрыгивании самолета все три тонны смертоносного оружия превратили бы его тело в месиво плоти и костей. Он инстинктивно вцепился в какие-то выступы на изделии и распластался, как лягушка, на термоядерной бомбе «Марк‐15» последней разработки. Что дальше делать, Гордон не знал. Он скосил глаза в сторону и увидел, как вокруг последнего держателя стали появляться трещинки. Клепочное крепление не выдерживало нагрузок. Вес бомбы оно удержать могло, но жесткая болтанка усиленно рвала металл. Количество трещин увеличивалось, они разрастались на глазах. Казалось, дыхание летчика замерло… Наконец этот ужас закончился, и смертоносное изделие рухнуло вниз. Трехтонная бомба проломила люк самолета и полетела к земле с высоты пять тысяч метров. Верхом на ней распластался несчастный Гордон. В ушах засвистело, а в лицо ударил поток воздуха. Это было странное ощущение полета. Полета в бездну…
Гордон проснулся. Сердце колотилось как бешеное. Он на ватных ногах подошел к окну: хотелось убедиться, что он на земле и что жив.
За окном его дома во Флориде робко разгорался рассвет. Вовсю щебетали птички, на небе ни облачка, легкий ветерок из приоткрытого окна слегка приобнял его, и он почувствовал, как намокла его майка от пота.
«Хорошо, что не трусы», – невесело сострил про себя Гордон и вздохнул полной грудью. Пора собираться на службу. Сегодня по расписанию у них пробный полет с новым изделием. Недавно к ним на авиабазу доставили сверхсекретную термоядерную бомбу «Марк‐15».
Капитан особого отдела Константин Бабин был явно расстроен. Он прошел, минуя два поста проверки документов, к своим подопечным, военнослужащим центра радиотехнической разведки. В силу служебных обязанностей о каждом из солдат и офицеров этого секретного подразделения он знал почти все. Даже больше, чем они сами. Агентура регулярно предоставляла информацию, зачастую основанную на слухах и домыслах. Что вообще могло произойти в закрытой части, когда все на виду? Этих секретных военнослужащих даже за периметр части не выпускали. Друзья и родственники завидовали им: они же служили за границей, в Германии, пусть и в ГДР. Но сотрудники не могли рассказать им, что это за служба.
