Деревья стонут в бурю

в.и.иванов.

ДЕРЕВЬЯ СТОНУТ В БУРЮ

том первый

2014 год

Роман.

Ю. Нестеренко

Бездомным зверем стонет буря за стеною,

Скребется в окна, бьется в дверь в бессильной злости.

В ночном саду за водяною пеленою

Блестят деревья как …

Д Е Р Е В Ь Я С Т О Н У Т

В Б У Р Ю

.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

– Тпру-у! Хватит, Тодор, на сегодня, давай поужинаем и отдохнем, да и лошадка вон еле-еле ноги передвигает.

– Ладно, дядя Король, разведем костер и отдохнем немного.

– Ты иди, Тодор, собери валежника, а я приготовлю что-нибудь поесть.

С этими словами Михей Королев, он же «Король» (так прозвали его сослуживцы) притянул к себе мешок, где хранились картошка, хлеб, сало, крупы и другие продукты.

Тем временем Тодор взял с передка телеги топор и зашагал к разлапистой сосне. С веток поглядывали вниз птицы. Тодор потер руки, потому что уже заметно похолодало, на бледном небе кучились стылые облака, в воздухе потянуло свежестью. Собака его, почуяв возню мышей, стала принюхиваться к корням сосны. Тодор взял топор и ударил самый нижний сучок, он был сухой. Тодор бил и бил топором, пока не набрал полную охапку хвороста. Притащив хворост поближе к телеге, Тодор разложил костер. Слабый огонь костра затеплил в нем чувство удовлетворенности.

К тому времени, Король, постелив полотенце, разложил хлеб, сало. Налил в котелок воды и повесил на таган.

Почуяв запах еды, пес повилял хвостом и тоскливо смотрел на него. Тодор погрозил ему пальцем, и собака легла возле телеги, ожидая, когда Тодор даст ему хлеба или что-нибудь съестного.

Начали ужинать. Сало резали тонким слоем, чтобы дотянуть его до конца пути. Накормили и собаку. Пес жадно глотал ломти хлеба с салом. Потом они почти до капли выпили горячий, душистый чай. Отдохнуть легли на повозку, под голову положили мешок с мукой. Король перевязал рану на ноге чистой тряпкой. Рана была глубокая и сильно болела. Тодор встал, снял с лошади сбрую. Он надел путы на сильные ноги коренастой, низкорослой лошаденки и подвязал торбу с овсом к ее морде с белым пятном на лбу.

Тодор был молод. Жизнь еще не потрудилась над его лицом. Оно было доброе и открытое; сдавалось, что и душа у него такая же. Ему нечего было скрывать и, быть может, потому казалось, что силой мышц он возмещает недалекость. Но такова ирония честности.

Тодор постелил возле костра пустые мешки, оперся головой о снятый с лошади влажный хомут. Он вдыхал запах горящих в костре свежих веток. Где-то журчала вода. Пощебетывали птицы, устраиваясь на ночлег. Слышно было, как на повозке похрапывал Михей, иногда постанывал от боли в ноге. Тодору не спалось. Он думал о матери, о зарубленном отце, когда турки ворвались в их хату. Отец соскочил, но турок взмахнул саблей, и кровь хлынула с левой стороны шеи фонтаном. Мать закричала, хотела помочь отцу, защитить его, заслонить собой, но другой турок штыком проткнул матери живот. Тодор кинулся на турка, но двое скрутили ему руки и ударили прямо в темя чем-то тяжелым. Больше он ничего не помнил. Пришел в себя уже в сарае, голова сильно болела. Народу в сарае было человек двадцать, и все в основном были односельчане, почти его ровесники. Все были связанные. В щели двери было видно, как турок стоял в карауле возле дверей. Кругом стоял запах гари, деревня уже догорала, деревню заняли турки. Война была где-то далековато от их деревни, никто не ожидал, что турки так быстро дойдут до их деревни. Лазарет раненных русских расположился в их деревне, в доме старосты. Когда турки заняли деревню, они перерезали докторов и раненных, но Михей, у которого была перебита коленная чашка, находился в кузне (он двигался на костылях). Кузня находилась возле реки, и он часто помогал отцу Тодора ковать лемеха, изготавливать бороны, оковать колеса на телеги. Михей был сам из деревни, жил до рекрутства в глубинке Росси́и, недалеко от великой реки Волги.