Глава 1. Праздник начинается
Лето стояло липкое, как расплавленный мёд. Воздух дрожал над пыльной дорогой, в высокой траве без устали стрекотали кузнечики, и всё вокруг было наполнено запахом горячей смолы и близкой реки, откуда тянуло прохладой. Деревня казалась вымершей: окна закрыты тяжёлыми ставнями, собаки лежали в глубокой тени, вытянув лапы, а у заборов валялись брошенные игрушки.
На песчаной отмели слепил белый свет, воздух дрожал, слепни лениво кружили над мокрыми спинами, а с крутого берега то и дело раздавался смех. Малышня носилась по колено в воде, визжала, падала, и река с шумом шлёпала по раскалённым плечам. Брызги летели веером, оседали на лицах, щекотали ресницы и от этого дети только смеялись громче.
Двое мальчишек спорили, кто из них продержится дольше под водой:
– Ну что, готов? Считаю до трёх! – крикнул тот, кто постарше, торопливо смахивая с лба мокрую чёлку.
– Да считай хоть до ста, всё равно не всплыву! – ответил второй, упрямо щурясь.
Они разом шумно вдохнули и присели в воду, захлопнули глаза, зажали носы. На несколько мгновений вокруг стало тихо, лишь пузыри лениво поднимались к поверхности. Первым не выдержал тот, что был помельче, он выскочил наружу, отфыркиваясь и морщась от солнца.
– Эй, ты подглядывал! – крикнул он, размахивая руками.
– Сам ты подглядывал! Я ж как рыба, смотри! – И старший снова ушёл вниз, хлопнул ладонями так, что круги разошлись по всей отмели.
Чуть дальше, где течение уходило к омутку, собрались подростки постарше – плечистые, загорелые. Они выбирали испытания посложнее, и азарт висел в воздухе вместе с жарой. Егор, самый смелый, повязал глаза тряпкой от старой рубахи, круто затянул узел на затылке и, размахнувшись, разбежался. Вода приняла его с гулким всплеском, сомкнулась и сразу скрыла. Он поплыл вслепую – грудью натыкаясь на волну, широко размахивая руками.
С берега ему кричали наперебой:
– Левее бери! Да не так сильно!
– Да ладно, сам разберусь! – донеслось с воды, и его голос тут же утонул в собственном смехе.
Парни, сидевшие на бревне, хлопали его по плечам ладонями, переговаривались вполголоса, но и их перебивал шум реки. Один оступился на коряге, с визгом сорвался вниз, подняв тучу брызг. Вынырнул, выплёвывая траву, и сам же первым рассмеялся.
– Ну и герой! – закричали ему с берега.
– Хоть попробовал! – выкрикнул он в ответ, и снова полез на скользкий ствол.
Чуть выше по склону, в тени ив и берёз, женщины раскладывали травы. Эмалированные тазы сверкали белёсым блеском, коричневые корзины были доверху набиты пахучим сеном. На синей клеёнке, привязанной к ветке, сушились пучки зверобоя, иван-чая, мяты и пустырника – пахло терпко и сладко, и от одного духа кружилась голова.
Юные девушки сидели рядом на траве и с важным видом плели венки. Пальцы скользили по зелени, вплетали васильки, колоски и каждая старалась, чтобы круг вышел ровным, без разрывов. Они нарочно сидели прямо, будто увлечены только цветами, но глаза упрямо тянулись к воде, туда, где парни хохотали громче всех.
– Покрепче вяжи, чтоб не распалось, – наставляла тётка Марья, сидя на корточках прямо в траве. Её ладони были в зелёных разводах, ногти в пыли от стеблей. – А то спустишь, как тряпку, и как твой венок жениха найдёт?
Девчонки прыснули, но одна, светловолосая Оля, нахмурилась и, не поднимая глаз, тихо спросила:
– А если распадётся… это к чему?
Марья не стала задумываться, отрезала коротко:
– К тому, что ещё не время.
Возле неё сидела рыжеватая тётка в пёстром платке. Она ухмыльнулась, поправила веник мяты и вставила своё:
– И смотри, чтоб не как у Вальки в прошлом году.
– Валька и без венка своего найдёт, сказала третья спокойная, сдержанная, с узким лицом и строгими глазами. Она перебирала стебли васильков, голос её звучал ровно, без насмешки. – У неё глаза такие, что кто угодно найдётся.
