В ванной над раковиной висело большое
круглое зеркало.
Илона пару раз нервно провела щёткой
по волосам, с тревогой вглядываясь в своё отражение. Муся сказала
ей однажды: “Волосы у тебя всегда, как сияние - даже завидно...
Чудесный, редкий, дивный оттенок от природы, практически золотой.
Одним словом, Златовласка!”
Лицо, на удивление, тоже выглядело
довольно милым - оживлённое, радостно разрумянившееся. Но глаза...
глаза выдавали её, с ними ничего нельзя было поделать - они были
такие несчастные!
В голове, точно птица в клетке,
отчаянно билась одна-единственная мысль: "К семи часам он должен
быть свободен.... к семи часам он должен быть свободен..." Не веря
этому ни секунды, она всё же в страхе подсознательно ждала, что вот
сейчас вернётся в комнату - и Марк неизбежно произнесёт эти
безжалостные слова: "Илона, давай разойдёмся по-хорошему. Останемся
добрыми друзьями".
- Голова опять болит? Кофе тебе
сделать или чай? - с деланой беззаботностью защебетала она,
впорхнув в гостиную. Он сидел на диване, выпрямившись и серьёзно
глядя перед собой. Готовился к нелёгкому разговору?..
А может быть, она всё себе просто
придумала. Ну конечно, придумала! Тоже мне, доморощенная
ясновидящая из шоу “Битва экстрасенсов”... И нет у Марка никакого
важного разговора, он просто пришёл к ней - своей любимой женщине,
потому что это нормально, он соскучился. Хватит придумывать себе
несуществующее несчастье, горе имеет куда более резкие и
определённые очертания.
- Нет, голова не болит, - глухо
откликнулся Марк, помедлив. - Я...
И в этот миг раздался звонок в
дверь.
- Это Кострова пришла, - как можно
непринуждённее произнесла Илона и тут же отметила, как моментально
потемнели его глаза, как окаменело лицо и непроизвольно сжались
челюсти. "Жаль, что я её позвала..." - мелькнуло запоздалое
раскаяние, но одновременно с этим чуточку злорадно подумалось:
ничего, пусть она узнает! Следом шевельнулась в голове трусливая
подлая мыслишка: а не за этим ли она заставила Марка снять
пиджак?.. Ах, как мелко, ничтожно, жалко, глупо... и стыдно. Илона
пошла открывать дверь, терзаясь совсем уж идиотским вопросом:
наденет он пиджак или нет?
Она ввела Полину в комнату... Пиджак
лежал на диване: в жизни воспитанного человека бывают такие
моменты, когда порядочнее не надеть. Сам же человек стоял
у окна.
На этом силы у неё иссякли. Илона
поняла, что проиграла. Она увидела их лица... Увидела - и поняла,
что собственная подлость сейчас её просто задушит.
Но - даже полузадушенная - она
сделала напоследок ход конём. С жестокостью, затмившей разум, Илона
чётко, медленно и раздельно произнесла (и пусть хоть умрут сейчас
оба!):
- Извини, милый. У нас с
Полиной важный разговор, мы тебя оставим ненадолго. Потом будем все
вместе пить чай!
Ага, прямо-таки идиллия: Он, Она и...
Она. Классический любовный треугольник, как сказал бы самый
непутёвый её студент Кирилл Рыбалко.
На Марка она смотреть боялась.
Перевела взгляд на Полину... Девушка стояла, побледнев до
пепельного оттенка и закусив губу, неумело и отчаянно пытаясь
справиться с охватившими её эмоциями. Ресницы её едва заметно
подрагивали.
- Извините, Илона Эдуардовна, -
наконец, выговорила она, неловко попятившись. На щёки
медленно-медленно возвращались нежные краски юности. - Я совсем
забыла. Мне нужно срочно бежать... я не могу сейчас... Простите! -
и, развернувшись, торопливо бросилась прочь, действительно
практически бегом.
Илона закрыла за нею дверь, помедлила
несколько мгновений, собираясь с духом, как перед прыжком с моста,
и вернулась в комнату.
Марк стоял на прежнем месте. Лицо его
было застывшим, словно маска. Уж хоть бы орал, кричал на неё, что
ли... Да лучше бы даже пощёчину влепил, чем вот так казнить своим
холодным, вежливо-отстранённым молчанием.
