Посвящается моей дочери Вере – моему лучику света в этом пасмурном мире.
Выражаю благодарность: Джулии Ценг, Ксении Цой, Мириам Харрис и другим людям, так или иначе причастным к созданию данного произведения!
Глава 1. Дождь как приглашение
Снаружи снова шёл дождь. Тот самый дождь, которого никто не боится – без диких порывов ветра, без раскатов грома. Он приходит так, словно сам выбирает время, и задерживается, пока не сочтёт нужным уйти. Тяжёлый всплеск влажности давил на воздух с неуправляемым ливнем. Туман заставлял здания казаться дальше, чем они были, с размытыми краями, словно это что—то, существующее в основном в памяти. Улицы внизу под моим окном размылись до акварели. Машины сливались с фоном, как мазки кисти, а фары терялись в туманной белизне. Даже лай собак звучал приглушённо, словно мир прикрыл рот ладонью, чтобы не нарушать равновесия.
Прошло несколько месяцев с моего путешествия по западным штатам и я уже заканчивал работать над книгой. Текст лился рекой довольно свободно, серая погода снаружи этому очень способствовала.
Я сидел, скрестив ноги, с кружкой чая, зажатой между руками, хотя я только притворялся, что пью из неё, потому что на самом деле, я просто наслаждался теплом, исходящим от неё. Оно приятно просачивалось в мои пальцы.
В такие дни я почти ничего не включал: ни музыки, ни телевизора. Даже настольная лампа оставалась выключенной, будто квартира сама хотела проверить, на что способна её тишина. Пар вился вверх и исчезал за пару секунд. Квартира, казалось, прислушивалась к своему собственному дыханию, каждый скрип стен и жужжание холодильника становились громкими и пронзительными, когда тишина лилась на них со всех сторон. Тишина, которую я построил, шуршала как бумага: стоило коснуться – и она звенела пустотой. Я не знал, что этот звук зовёт.
Внезапно раздался стук.
Он был мягким – не похожим на торопливый стук курьера или нервное постукивание того, кто не уверен, правильный ли сосед. Стук был мягким, почти задумчивым, словно кто—то хотел насладиться самим моментом прикосновения. Я поставил кружку на подоконник и открыл дверь.
Там стояла она – ребёнок, на вид не больше десяти лет, может меньше. Тёмные кудри прилипали к её лицу влажными спиралями, блестящими под светом лампы на лестничной площадке. Кожа была смуглой, как у мулатки или островитянки, а карие глаза имели миндалевидную форму. Её красная куртка свисала почти до кончиков пальцев, пропитанная дождём. Она переступала с ноги на ногу, и обувь её скрипела так же, как старый паркет под моими шагами. Она не выглядела потерянной. Скорее – ожидающей, словно шла сюда всё это время и, наконец, пришла.
– Привет, – сказала она. – Можно мне посидеть здесь, пока дождь не кончится?
Я замер. Слова показались странно простыми, но в них не было ни просьбы, ни страха. Только факт.
– Где ты живёшь? – спросил я.
– Недалеко, – ответила она. – Но там сегодня шумно, а на улице льёт сильный дождь.
Мне не нужны были другие объяснения. Я отступил в сторону, пропуская её внутрь, словно это был уже знакомый ритуал. Она прошла и окинула взглядом комнату: книжные полки, журнальный столик с моими черновиками и угол, где растение тянулось к свету, стопку журналов. Не дожидаясь одобрения на этот раз, она устроилась на диване, поджав ноги под себя и глядя на усыпанное дождём окно.
– Здесь всегда так тихо? – спросила она.
– Пожалуй, да. – ответил я.
– Мне нравится, – заключила она и потянулась за пледом, переброшенным через подлокотник дивана – мягким, тем, что я держал для дней, когда не хотел слишком много думать о чём—либо – и накрыла им ноги. Куртка оставила мокрые пятна на ткани, но я не возразил.
