Пол…
Все фильмы про тюрьмы и то,
что в них происходит - плод воображения режиссёра и сценариста, не
более того. На самом деле, всё обстоит совсем иначе. Именно с этой
реальностью мне предстояло встретиться.
Первая ложь и разочарования
крылись в том, что заключённого, вроде меня, совсем не сразу
отправляют в ад. Людей, обвинённых в убийстве Командора, долго и
изощрённо мордуют. Каждый день тебя постепенно ломают. Каждый день
палачи меняются и с ними меняются и их пытки. Перед извергами стоит
задача либо сломить дух, либо превратить человека в безжалостное
животное. Со мной случилось второе. Целый месяц, изо дня в день,
меня били, не давали спать, есть, пить, резали ножом, жгли и ломали
кости. На ночь меня оставляли в холодной, сырой камере без
одежды. Холод и мрак пробирался в самые отдалённые уголки души, и
превращался меня в монстра. Ненависть постепенно вытесняла все
чувства, в том числе и боль.
С первыми лучами солнца всё
повторялось опять. Каждый солдат с остервенением выполнял приказ,
получая несказанное удовольствие от судорог и боли его жертвы.
Преданные своей работе, своему командиру и долгу, они сами
превращались в орудие пыток. Они не уставали, они ничего не
слышали, словно роботы продолжая раз за разом срывать ногти,
срезать тонкие полоски кожи, топить.
Постепенно моё тело
привыкло к боли, и я, практически, перестал её испытывать. Крысы в
сыром подвале стали единственными моими товарищами, которые
удерживали моё сознание от безумия. Каждый из палачей, чьи лица я
никогда не забуду, закаляли меня, выжимая последние капли жалости,
страха и доброты.
На теле не осталось ни одного
участка тела, который не был бы подвергнут пытке. Теперь каждый
шрам и рубец будет напоминать мне о том, что здесь происходило все
эти бесконечные 30 суток. А может прошло и все 30 лет.
Цель этих мерзавцев была ясна как
день – вытрясти из меня душу, чтобы по приезду в ад я подставил
свой живот под заточку и закончил свои муки. Ради этого они
старались как могли, без устали и жалости, превратив меня в
подопытного своим новым способам мучить и калечить.
Любого другого человека давно бы
сломило подобное, но только не меня, того, кто жил на улице и
умирал каждый день. Такому человеку не привыкать умирать снова.
Я пережил и это.
Меня удерживало не только прошлое на
улице, но кое-что другое, чего нельзя отнять, сломить, перебороть:
любовь к Синтии и ребенку, а также ненависть к почившему папаше,
который даже после смерти нашел способ меня мучить. В отместку ему
я выживу и дальше. Настолько долго, насколько смогу.
Естественно, Синтия меня не
послушала и предприняла вторую попытку вызволить меня – подала на
апелляцию. Слушание прошло в январе и конечно же они не дало иных
результатов. Меня снова осудили, признав виновным. В итоге приговор
по делу начали осуществлять с задержкой почти в год после
содеянного мной.
После месяца в изоляторе и еще
месяца пыток, меня наконец-то решили перевезти в место отбытия
наказания.
Сейчас я сидел в автобусе с
25 другими преступниками в наручниках на руках и ногах,
прикреплённых к перекладине на дне автобуса. Исподлобья я
разглядывал сидящих в автобусе и мысленно прикидывал, кто из них
станет моей самой большой проблемой. Рослый смуглый громила,
который притворялся, что спит, а на самом деле прислушивался к
разговору впереди сидящих? Или мерзкий, скользкий тип, который
шарил своими глазёнками по лицам остальных? Или, может быть,
это будет черножопый, который смотрит на всех, как на мразь?
В любом случае, излюбленный
приём режиссеров в кино – обретение вечной дружбы или союзника в
местах, подобных тому, куда мы направляемся, - иллюзия, не более.
Правда же заключалась в том, что люди, подобные мне, становились
мишенью, а пребывание в тюрьме превращается в риалити-шоу по
выживанию.
