– Папа, нет!
Быстрый щелчок, глухой выстрел, и мой отец падает рядом. Из дыры в его лбу начинает сочиться кровь, а я стою и не могу пошевелиться. Не могу даже наклониться к нему, не чувствую рук.
Не знаю, что это: какое-то оцепенение, шок, непринятие. Мне все еще не верится, что это происходит со мной. Здесь, на этой неизвестной для меня трассе, в это ночное время.
Вокруг темнота, ночь на улице, и солнца не видно давно. Я плохо ориентируюсь в новом пространстве и лишь издали вижу очертания проезжающих машин.
Папа не встает, не шевелится. Один из мужчин наклоняется и проверяет его пульс, а затем коротко кивает:
– Готов.
– С этой что? Распиздит же все.
– Что-что?! С собой берем. Все, валим!
Их короткие фразы бьют по мне ножом. Мне надо бежать, звать на помощь, но я не могу отвести взгляд от отца. Он больше встанет. Никогда. Мы не успели уехать, все сломалось.
Из оцепенения выводит движение. Меня грубо хватают за куртку, быстро отрывают от земли и забрасывают в машину, точно мешок с картошкой.
Не упираюсь, не кричу, не плачу. Перед глазами все еще простреленная голова отца. Кровь на снегу и его неподвижное тело.
Папа, вставай! Вставай, ну же!
Как и любой ребенок, я еще надеюсь, что папа встанет и спасет меня, но он уже не встанет. Более того, он сам меня сюда привел, сказав, что тут недолго и мы уедем из города. Наконец-то мы будем спасены. Это была ложь. Конечно, не первая.
Мой отец – мент. Он не посвящал меня в свои дела, но я отлично знала, что у него проблемы и из-за этого нам срочно нужны деньги. Мы приехали сюда как раз за ними, но что-то пошло не так. Вместо делового разговора они начали ругаться с отцом, а я все еще не понимала: правда ли то, что отец привел меня сюда, чтобы продать, или мне так просто кажется.
Может, я ошиблась, не так поняла, не додумалась. Глупая Мила, да все вообще по-другому! Отец не может просто взять и отдать меня чужим людям ради денег. Родители так не делают с детьми. Так? Или нет…
В это не хотелось верить. Папа ведь хороший, да? Он просто устал. По крайней мере, я так себе часто представляла, когда он приходил домой пьяным и закрывал меня в кладовке. Чтобы не мешалась под ногами, не действовала ему на нервы да тупо не ныла про то, что голодна, не просила еды.
Пытаюсь согреть свои окоченевшие пальцы. На улице мороз, в салоне машины воняет алкоголем.
Тук-тук сердечко, облизываю сухие губы, смотрю в окно.
«Куда они тебя везут, позови на помощь! Мила, чего же ты молчишь?!» – где-то на подсознании орет мой инстинкт самосохранения, но я не говорю ни слова. Так странно. Я притихла, точно испуганный котенок. Ничего не могу с собой сделать, это взрослые мужики, и они забрали меня. Быстро. Тихо. Без промедления.
Ни один из них не похож на учителей из моей школы. Они больше похожи на задержанных из обезьянника. Я была несколько раз в отделе у отца. Видела.
Бросаю взгляд на тело отца. Они оставили его прямо на обочине. Как что-то ненужное, пустое, будто и вовсе не человек. Звери.
Пытаюсь собраться, думать логически, но почему-то тяжело дышать. Зачем мы сюда приехали? Почему это происходит? За что?
У папы очень сложная работа в милиции, а тут я. И мамы нет, хах, я ее даже не помню.
Шуршат шины на льду, машина резко срывается с места. Краем глаза замечаю лежащий на земле силуэт. Это последний раз, когда я вижу отца хоть в каком-то виде.
– На хуя ты ее взял, Адик? Проблем мало?!
– Это выручка, а не проблемы. Мозги включи, брат.
– Ну и сколько за такую дадут?
– Не знаю, думаю, двадцатку минимум.
– Гонишь, Адик!
– Не гоню. Я бизнес расширяю, сейчас совсем другая карта пойдет. За границу будем девок возить, у меня все налажено.
– Какой придурок такую купит?