Рождественские каникулы в Европе –
звучит сильно. И стильно. Именно поэтому я безмятежно продолжаю
постить селфи на своей страничке в соцсети, продолжаю писать, как я
счастлива провести каникулы вдали от Родины, продолжаю отвечать
смеющимися смайлами на зависть московских друзей.
А сама стою за стойкой элитного
бара, расположенного рядом с дорогущим отелем, потому что
рассорилась с папочкой-тираном и решила жить самостоятельно.
Потираю высокие бокалы льняной
салфеткой, бросаю скрытные взгляды на красивого молодого мужчину,
что сидит в пятидесяти сантиметрах от меня рядом со своей
спутницей, и погружаюсь в свои мысли.
Учиться, конечно, как грозилась, не
бросила. Хотя, если честно, очень хотелось. Назло родителю,
которого я не знала все свои шестнадцать лет, не знала, когда мама
умирала от рака груди, а узнала – только после её смерти.
Когда меня, убитую горем
девочку-подростка, привезли из спецприёмника-распределителя в
богатый дом и сообщили, что я больше не сиротка, я задала
один-единственный вопрос.
«Почему?»
Несмотря на то, что я говорила еле
слышно, эхо моего голоса надолго повисло в воздухе огромного
каминного зала с мраморными стенами и полом.
Больше я не сказала ему ни слова: я
упрямо молчала до похорон, еле выдержала пафосную церемонию
прощания и погребения, еле отсидела поминальный обед в шикарном
ресторане, где я и остальные гости из моего мира казались белыми
воронами. А папенька был царём.
Сразу после сорока дней меня сослали
в Лондон, грызть гранит экономических наук в закрытую школу-пансион
для девочек. Я не покидала стен учебного заведения даже в каникулы,
что не добавило очков моему родителю и не способствовало нашему
сближению.
Тем более, когда у него уже имелась
любимая папина дочка. Инга старше на одиннадцать лет и на дух меня
не переносит. Видимо, именно ей я обязана своим престижным
образованием.
За полтора года в экономической
школе я освоила программу, рассчитанную на три, и к
восемнадцатилетию успешно сдала сложнейший выпускной экзамен,
заслужив горделивую похвалу от отца. И награду за труды – сразу
после школы я перешла в местный колледж с шикарной программой
магистратуры. А ещё мне позволили провести время до начала нового
учебного года в Москве. Вот только я не думала, что моё понимание
этого чудесного времяпрепровождения будет так сильно отличаться от
папочкиного!
Вместо тихих посиделок с моими
друзьями в моей квартире своё совершеннолетие я встретила на приёме
в честь бала дебютанток.
Вы только прислушайтесь:
де-бю-тан-ток... Мне одной чудится в этом звучании что-то
пошлое и мерзкое?
Папенька радовался, сияя и расточая
улыбки, крепко держал мою руку, зажав её до посинения в своём
локтевом сгибе. Он с гордостью представлял меня всем мужчинам
подходящего возраста – от 17 до 70 примерно, и я всерьёз побоялась,
что следующий этап моего взросления ознаменуется замужеством.
Но вроде всё прошло хорошо, и в
положенный срок я вернулась в Лондон. Только кинулась с головой в
учёбу, и трёх месяцев не прошло, как отец позвонил и велел быть в
Москве к новому году. Он нашёл мне жениха.
Сорокалетнего мужика с рыхлой
дряблой фигурой, проплешинами в волосах и тошнотворной привычкой
цыкать я запомнила слишком хорошо. И мне плевать сколько миллиардов
он готов влить в папу в качестве отступных за мою руку и
сердце!
Я пригрозила, что брошусь под
машину, отказалась ото всех отцовских денег и собралась оставить
учёбу в колледже, но ему всё же удалось уговорить меня не
торопиться с принятиями поспешных решений и не делать глупостей.
Для начала.
Так что, да, учёбу я не оставила. И
под колёса не бросилась. А вот с уютной квартиры, ключи от которой
папенька вручил мне перед отъездом, съехала в общежитие при
колледже. Единственное, в чём не сдержала слово, – внесла плату за
комнату отцовскими деньгами. Но не на панель же мне было идти?
