Влажные волосы противно прилипли к лицу, но это было мелочью на фоне обрушившихся на нее неприятностей. Горючие слезы смешивались с брызгами морской воды, которые без устали бросал в лицо злой Посейдон[1], и несчастная никак не могла понять отчего так солоно на губах…
– Не иначе родственник делает гадости по поручению Геры[2], – горько вздохнула Афродита[3], – ну почему все мне так и норовят пакостничать? В чем моя вина? Если только в том, что я красивее всех на Олимпе…
Один из запряженных в огромную белоснежную раковину дельфинов в ответ на стенания сочувственно вздохнул. А чтобы изгнанница не сомневалась в его добрых чувствах, что есть силы ударил хвостом по воде, окатив ледяной водой с головы до ног. Ясное дело, столь бурное выражение чувств не прибавило хорошего настроения. Второй дельфин, который в паре с первым, тащил на себе раковину-повозку, принялся успокаивающе посвистывать. К сожалению, из-за шума волн Афродита ничего не разобрала. Но положительный момент имелся: она несколько отвлеклась от грустных мыслей.
Внезапно ей стало очень стыдно. Занятая своими проблемами, совершенно не озаботилась будущим своих добровольных возниц. А ведь им, в чем нет сомнения, придется несладко. Разъяренная Гера никогда не простит оказанной помощи.
– Как можно быть такой эгоисткой – заниматься только собой и не думать о других! – строго сказала себе богиня. Она очень любила дельфинов. Эти приветливые создания умудрялись быть в дружбе со всеми – людьми, небожителями, земными и морскими обитателями.
Откровенно говоря, богиня никогда не верила, что сын Громовержца Дионис[4] является причиной их возникновения. По слухам, которые активно муссировались на Олимпе[5], он превратил пиратов, захвативших его в плен, в дельфинов. Даже, если факт имел место быть, подобное кажется невероятным. Не могли злобные морские разбойники превратиться в таких вот милых существ, готовых всем и всегда придти на помощь.
– Спасибо, что вы есть, – пропела своим хрустальным голоском Афродита. И тут же, не сдержавшись, издала глубокий стон:
– О-о-о! Нет, вы только послушайте, что обо мне говорят олимпийские мерзавки.
Богиня принялась обиженно вспоминать вслух все, что за последнее время услышала в свой адрес из уст родственниц-небожительниц и от злости сжала кулачки. Наиболее активно обсуждалась тема отцовства. Согласно первому варианту, судачили, что родилась из морской пены, образовавшейся от крови оскопленного Урана[6]. Второй вариант предполагал, что ее отец Зевс[7], повелитель Олимпа. Однако по всем законам природы должна быть еще и мать. А вот ее-то как раз в наличии не имелось.
Сама же она склонялась к версии, что отцом был Громовержец. В пользу этого говорила их похожесть. Только слепой не заметит рыжих волос, ярких зеленых глаз, обаятельной улыбки… Хотя с таким же успехом Афродиту можно было бы назвать дочерью великого Урана, у которого все эти приметы также имелись в наличии.
Словом, приоткрыть тайну рождения могла лишь мать. Однако кто она, все таинственно молчали. Сколько раз валялась в ногах у строгих Мойр[8] и умоляла назвать имя родительницы, но они только усмехались в ответ на все просьбы. Да что там Мойры, сам великий Громовержец уходил от ответа. Умом Афродита прекрасно понимала, почему молчит главный Олимпиец… Ах, если бы он знал, как порой хочется прижаться к теплому материнскому боку и от души выплакаться, пожаловаться на все нанесенные обиды…
Бороться с отчаянием сил не осталось. В мыслях билось одно: скорее бы умереть! Но тут солнце вдруг так приветливо засияло, а чайки так радостно закричали в голубом небе, что Афродите вдруг резко расхотелось отправляться в Тартар
