В кафе пахло ранним утром: свежим зимним воздухом, кофе и лимонным освежителем воздуха. В такое время в кафе всегда иная атмосфера. Никто не суетится, половина сотрудников еще зевает, посетителей мало, а кофе, наоборот, много. Его запах окутывает небольшое уютное помещение, стелется по полу, по столикам, по приоткрытым окнам, выходящим на дорогу, по которой изредка проезжали машины.
Я сделала глоток немного остывшего капучино, посмотрела на часы и вздохнула. До начала рабочего дня оставался час, а это значило, что мне пора выдвигаться, но, боже мой, как же не хотелось покидать это умиротворенное место, насквозь пропахшее свежестью и кофе.
Вновь придется выйти на пусть и не сильный, но очень даже кусачий мороз, топать вверх по склону к метро, ехать в тесном вагоне, то и дело оглядываясь, чтобы не нарваться на всяких неприятных личностей, которые любят лапать девушек в набитых общественных транспортах.
– Брр, – вздрогнула я при мысли о предстоящей поездке.
В такие моменты хорошо бы иметь машину, но ее покупка и содержание были мне не по карману.
– Мари! – раздался звонкий голос надо мной. – Ты чего куксишься?
– Не хочу на работу, – буркнула я, взглянув на свою подругу детства – Пак Чанми.
– Я тоже не хочу на работу, но, как видишь, не расхаживаю здесь с кислой миной!
Подруга села напротив меня и закинула ногу на ногу. Я с завистью посмотрела на ее сияющее красивое лицо с большими миндалевидными глазами, длинными завивающимися кверху ресницами, ровным носом и пухлыми губами.
В детстве Чанми была страшненькой, но, как только ей исполнилось восемнадцать, родители подарили ей абонемент к пластическому хирургу, и к двадцати трем годам моя подруг стала красавицей. Она, как и я, после школы не пошла учиться дальше и работала то официантом, то баристой. И это нисколько не удручало ее, ведь с ее новой смазливой мордашкой она смогла подцепить молодого богатого наследника – не чеболя, конечно, но тоже вполне себе обеспеченного мужчину. Их свадьба состоится через полгода.
– Твою мину изрядно подправили пластические хирурги, – напомнила ей я.
– Но они же не могут сделать мне вечную улыбку, – заметила Чанми, отбросив длинные каштановые волосы назад.
– Тогда ты была бы похожа на Гуинплена, – усмехнулась я, глядя на сухие кончики ее волос – признак частого окрашивания.
– Чего? – нахмурила тщательно выщипанные бровки Чанми.
– Персонаж из романа «Человек, который смеется» с вырезанной на лице улыбкой, – пояснила я.
– Фи, – скривилась Чанми, схватившись за свою мордашку ладонями.
Лишь двум вещам подруги я не завидовала: волосам и уму. И то, и другое у Чанми было низшего качества. Волосы – потому что она их без конца красила, а ум… ну, просто потому что не уродилась умной, наверное.
Мои волосы были каштановыми от природы благодаря папиной славянской ДНК. Они блестели на солнце, были мягкими и пышными, на зависть многим моим знакомым, как мужчинам, так и женщинам. На мозги я тоже не жаловалась. Гением не была, но и глупой меня не назовешь. А в университет не поступила, потому что после смерти мамы взялась за хозяйство – у нас был небольшой пансион, который достался маме от бабушки. Раньше в нем жили студенты – мама так и познакомилась с папой, когда он приехал из России на учебу по обмену, – но теперь останавливаются еще и туристы.
Мама с папой с трудом управлялись, а когда мама умерла, то папа совсем ослаб. Сначала нам помогала бабушка. Она почти все дела взяла на себя: управляла пансионом, воспитывала маленькую меня, готовила и поддерживала чистоту в дома. Когда мне исполнилось тринадцать, бабушка тоже нас покинула. Так мне пришлось взять управление пансионом практически в свои руки, и времени на учебу оставалось совсем мало. Я даже не стала пытаться поступать в университет – без меня отец бы не справился с семейным бизнесом.
