Профессор устало потёр лоб, вздохнул
и с тоской посмотрел на двоих студентов, пришедших к нему сегодня
на консультацию. Спорят, они опять спорят. Три года бесконечных
споров, тысячи замысловатых ругательств, несколько попыток
подраться… Фёдорова Елизавета Викторовна, третий курс. Курсовая,
посвящённая Наполеону. Его уму, хитрости, доблести, военному гению,
небывалой трудоспособности и бесконечному личному обаянию. Говорить
о Наполеоне девушка могла сколько угодно, где угодно и с кем угодно
(если, конечно, её собеседник не успевал вовремя сбежать). Говорить
страстно, пылко, увлекательно и… влюблено. Настолько влюблено, что
временами казалось, будто Лиза сама когда-то танцевала с «Маленьким
Капралом» на балу в Люксембургском дворце и оставила там своё
сердце. «Интересно, – подумал профессор, - как с ней молодые люди
знакомятся? Смотрят: идёт красавица-блондинка; нежная, хрупкая,
росточком метра полтора – рядом с такой кто хочешь почувствует себя
“рыцарем без страха и упрёка”. Стандартные вопросы: где учишься,
чем увлекаешься. И тут…». Профессор усмехнулся: «С такой
встречаться – это смириться с тем, что ты для неё всегда будешь
только вторым. Правда, второй после Наполеона – звучит не так уж
обидно». Снова вздохнув, профессор перевёл взгляд на юношу,
который, судя по свирепому выражению лица, хлёстким и ядовитым
словам (всё, правда, подкреплялось ссылками на монографии, статьи и
мемуары), видел в своём оппоненте только упрямую, упёртую,
самоуверенную девицу, которую, как он сам же и сказал в прошлом
году, следовало бы сжечь, как и всех фанатиков. Своего фанатизма
Федя, очевидно, не замечал. Дугин Фёдор Степанович, третий курс.
Курсовая, посвящённая Наполеону. Его лицедейству, лицемерию,
наглости, превосходящей по размерам даже его непомерную удачу.
Забывая про сон, еду и отдых, талантливый студент кропотливо
пополнял свою коллекцию ошибок, просчётов и недальновидностей
самого известного французского императора.
- Невозможно всё время выходить в
дамки, уповая только на собственные таланты! Его недоверие…
- Его недоверие обусловлено прежде
всего осторожностью: он не хотел, чтобы его самого неожиданно
сместили! Он слишком хорошо знал, как происходят военные
перевороты!..
- Лиза! Федя! Хватит! Вы приходите
ко мне на консультацию, а я не могу ни одного слова вставить! Я… Не
перебивать! Я это больше терпеть не намерен: значит, сейчас
договариваетесь, и со следующего понедельника приходите ко мне
только по очереди: одна неделя – Лиза, другая – Федя. Всё. Сегодня
я с вами разговаривать уже не буду. Кто приходит в следующий раз,
решаете за дверью. До свидания!
- Но Валерий Михайлович…
- Вы обещали сегодня..
- Всё! Вы мне тоже много раз
обещали, Фёдор, вести себя прилично и не повышать голос в моём
кабинете! До свидания!
Они уже ступили на лестницу,
продолжая ожесточённо спорить, как вдруг… Казалось всё здание
Исторического факультета сотрясло от неожиданного толчка. Стены
дрожали. Где-то кто-то кричал. С потолка сыпалась штукатурка.
Лестница стремительно рушилась. Федя чудом удержался на ногах,
увидел, как Лиза падает, и в последний момент вцепился ей в волосы,
силясь удержать. Ещё один толчок: и они оба падают вниз, вместе с
бетонными глыбами, когда-то составлявшими лестницу. Федя успел
подумать: «Третий этаж. Может, выживем…»
- Федь… Федя… Ты ведь живой,
правда?
- Кажется.
Федя открыл глаза. Лиза
склонилась над ним, робко гладя по волосам.
- Погоди, дай сяду.
Тело слушалось, голова не кружилась.
И всё бы ничего, если бы не галлюцинации. Ему казалось, что он
сейчас в лесу, лежит прямо на траве: впрочем, не холодно – вокруг
лето. Птицы щебечут, черники полным-полно.
