Пролог
Ночь за окном. В свете фонарей падают, танцуя, снежинки. С
трудом усевшись на кровати, убираю в сторону штору и выглядываю в
окно.
А там городская елка огнями сверкает, и гирлянды вокруг
развешаны. Красота!
Чувствую удар пяткой сначала с одной стороны, потом с другой.
Малышкам тоже не спится. Крутятся. В футбол там играют. Теперь
точно не уснуть.
Тихонько, стараясь не разбудить соседок по палате, накидываю
халат и выхожу в коридор. Конечно, встретить Новый год в больнице –
та еще невезуха, но мне выбирать не приходится.
Главное, детей сохранить!
Со стороны я сама себе напоминаю ходячий дирижабль. Но фигура
волнует меня меньше всего.
– Тихо, мои хорошие, – поглаживая живот, прошу двойняшек.
Выглядываю в окно холла. Отсюда елка видна лучше. Мигают желтые и
красные гирлянды. И даже доносится музыка.
«Ласт Кристмас Ай гэйв ю май хат», – напеваю знакомый
мотивчик.
Близнецы на мое пение реагируют сразу же.
Сначала выпирает одна пяточка, а затем, с другого бока, еще
парочка. Улыбаясь, ощупываю ножки.
– Зайчатки мои любимые, – шепчу ласково. –
Девчатки-зайчатки!
Снова крутятся.
А я в который раз уговариваю.
– В следующем году мы с вами на елку пойдем. На огонечки
любоваться и елочки. А еще через пару лет в детском саду будете
снежинками. Я вам такие костюмы сошью… Дед Мороз подарки принесет.
А вы ему стишки прочитаете. Только сейчас не торопитесь, маленькие.
Доктор нам скажет, когда пора.
Возятся малышки мои. Толкаются.
Смотрю в окно на падающий снег, разноцветные гирлянды и
запоздалые парочки. Словно волшебной сказкой любуюсь. И не хочу
никуда уходить.
– Ты меня сможешь подменить завтра? – доносится с лестницы
резкий голос. Не иначе, как кто-то из медсестер вышел на площадку
потрепаться.
«Скорей бы ушли», – думаю, косясь на дверь, выходящую на
лестницу.
Возвращаться в палату не хочется. Там душно. Храпит соседка. Да
и мысли глупые в голову лезут.
– Что-то срочное? – еле слышно спрашивает другая. Эту я узнаю по
голосу. Надя. Из нашего отделения медсестра. Самая тихая и
безотказная. И руки золотые. Внутривенные отлично делает. Никаких
синяков. Инстинктивно опускаю взгляд на руки. Сплошь гематомы.
Хорошо, хоть катетеры изобрели. Но их тоже менять надо. Вот и
исхитряюсь попасть в Надюшкину смену…
– Да я на шеллак записалась к Юльке. Хочу завтра обязательно
сделать, – объясняет резкая медсестра. Должно быть, из детского
отделения. Точно не из патологии.
– К чему такая срочность, Тань? Пойди в свой выходной, – сетует
Надя.
Лучше уйти. Нехорошо чужие разговоры подслушивать. Но это так…
треп ни о чем.
А мне от елки сейчас ни за что не оторваться. Хоть немного
праздник почувствовать…
– Ты какая-то глупая, Надь, – остервенело бросает неизвестная
мне Таня. – Я ж тебе говорю. Морозов в город приехал. Лидка сейчас
звонила. Видела, как он к себе во двор въезжал на огромном
внедорожнике.
– Тебе-то что, Тань? – жалостливо тянет Надежда. – Какое
отношение к тебе имеет Тимофей? Он вон где, а мы около
плинтуса…
– У тебя заниженная оценка, Щербинина, – зло восклицает Татьяна.
– Вот и сиди около своего плинтуса. А я шубку надену, глаза
подведу. Пойду на рынок. Там с Феем встречусь. Глядишь, и замуж
позовет… Подмени меня, Надь! Пожалуйста!
– Не могу, – пыхтит недовольно Надежда и добавляет еще что-то,
но мне уже не слышно. Да и не надо!
Придерживая живот, тяжело плетусь к новому кожаному дивану,
главному украшению отделения. И усевшись около маленькой
искусственной елки, бездумно смотрю на игрушки.
Но не вижу ничего! В глазах все от слез расплывается.
Тимофей в городе! Приехал все-таки…
Только бы не искал. Не должен вроде…
Закусываю губу, стараясь сдержаться. Сердце от страха стучит как
сумасшедшее.