Если бы кто-нибудь спросил меня,
чего не стоит делать провинциалке в большом городе, я бы ответила,
что не стоит перебирать с коктейлями, заключать пари с
сомнительными подругами и выходить замуж за первого встречного
миллионера.
Ну и пожалуй, не стоит приезжать в
большой город, надеясь, что его бездонная пасть не позарится на
твой суповой набор. В расход идут и толстые, и просто пухлые и
непозволительно тощие самонадеянные глупышки вроде меня. Аппетит у
монстра-мегаполиса огромный, вкус непритязательный, а звук, с
которым он выплевывает блюдо, переваренное механическим брюхом -
раскатистый. До глубинки, в которую не тянет возвращаться, точно
волна дойдет, а потом носи за плечами не только торбу с
разрушенными надеждами, но и плащ из пересудов, хвост из сплетен и
вуаль из домыслов.
Малопривлекательное зрелище,
особенно, если плащ постоянно удлиняется, хвост растет, вуаль
густеет, а ты "делаешь лицо" и целуешь смачно на глазах у
провинциальной толпы охранника своего мужа-миллионера. Почти
бывшего мужа, но даже после грядущего раздела имущества, все еще
миллионера. Будь моя воля, я бы оставила его только в оранжевых
трусах-боксерах, на улице, в мороз. Как он меня. Ну почти. Я более
жалостлива. Мой муж убил в моем чреве ни в чем неповинного ребенка,
вырвал у меня клок волос, пока тащил по бесконечным коридорам
своего особняка и бросил за воротами, голой, абсолютно, истекающей
и харкающей кровью.
Он желал моей смерти, а я снова не
оправдала его надежд. И мой красивый, непозволительно богатый муж
смирился и пошел на мировую. Он смирился. А я? Печалька, но я очень
мстительна. Провинциальный комплекс, пожалуй.
Боюсь, что снова не оправдаю его
надежд.
И даже если проиграю ему, что
ж...
Один раз я уже умирала под дождливое
дыхание осени.
Он смотрит на меня тоскливо, как
приблудный пес, и я, повинуясь инстинктам, прикасаюсь к его лицу.
Однодневная щетина приятно колет мою ладонь, и я машинально думаю,
какие ощущения возникнут, когда его лицо окажется между моих ног.
Приятно? Не очень? Щекотно? Или никак?
С Макаром мы любовники два или три
месяца, - надо уточнить у него, - а нормального секса еще не было.
Был его секс со мной, спящей. Были мои оргазмы с ним, во сне. А как
будет в сознании, с моего согласия, по моей инициативе? Я не знаю и
немного трушу, что не рискну. Он не догадывается о моих терзаниях и
не знает, подпущу ли к себе вообще?
Но это случится.
Сегодня.
Возможно, прямо сейчас.
- Как тебе? - словно почувствовав,
Макар делает шаг в сторону. - Это на первое время, потом найду
что-нибудь лучше.
Шанс отступить: удерживать силой не
станет, по крайней мере, пока я не сплю. Но я не привыкла пятиться,
и бегло осмотрев зал с королевским диваном по центру, снова
перевожу взгляд на Макара, снова рукой прикасаюсь к его щеке. Он
вздрагивает, а я откровенно дрожу.
- Лучше не надо, - отмахиваюсь. -
Пока сойдет, а после куплю себе дом.
Прячет взгляд. Да, он знает, в моем
доме его не будет. Пока он мне нужен, моим планам, амбициям, моей
мести и моему телу, но это пока.
- Голодна?
- Нет, еще не проснулась.
- Чай?
- Нет, не чай.
- Кофе?
- Да, хочу.
Усмешка в зеленых глазах. Макар
уходит на кухню, а я смотрю из окна на пустынный в такую рань
город, вижу в стекле бледное отражение, и не верю, что это я. Жива.
Строю планы, как переспать с мужчиной, вместо того, чтобы лежать по
тихому в могиле, гнить, разлагаться, как хотел этого муж.
Представляю, как его перекосило, когда узнал, что я выкарабкалась,
и как безутешно выли бомондовские сводни, подсылающие к нему в
постель своих заграничных дочек. Скольких успел отыметь, пока я
валялась в реанимации практически в статусе трупа?