КОРОТЕНЬКАЯ ПЕРВАЯ ЧАСТЬ БЕСПЛАТНАЯ - https://litnet.com/ru/reader/moya-zapretnaya-b382923?c=4316991
— Ну здравствуй, Александровна, — я запираю дверь в аудиторию,
скрывая нас от посторонних глаз и двигаюсь на ту, что меня с ума
вот уже почти год сводит.
Как ни старался, как ни пытался
вытравить эту заразу из своего воспаленного мозга, так и не смог
забыть. И что в тебе такого особенного, почему от одного лишь
твоего вида, от запаха неповторимого, я дурею, с ума схожу, теряю
разум? Это, сука, ненормально. Надо же, почти год прошел, а я все
еще ею болен и как ни доказывал себе обратное, так и не смог
доказать.
Она буравит меня своими синими
омутами, с ума сводит, с тормозов срывает. И взгляд ее, страхом
наполненный, меня убивает просто. Ну чего ты испугалась малышка?
Разве я хоть раз тебя обидел? Разве позволил себе причинить тебе
боль? А ты позволила. Растоптала практически, уничтожила. Я же не
жил, не дышал без тебя, оказывается. Не жизнь это была, суррогат
какой-то.
— Как жизнь супружеская?
Счастлива?
Она молчит, продолжает таранить меня
взглядом, и пятится медленно к доске. Смотрит на меня, словно я
приведение. Нет, Александровна, я вполне реален и очень серьезно
настроен.
И сейчас я отчетливо понимаю, что
мне в общем-то плевать на ее замужество, что не задевает оно меня
совсем, потому что Александровна моя, и муж мне точно не помеха. И
плевать, что она там себе надумала, плевать абсолютно. Я ее заберу,
у мужа заберу, да у кого угодно, хоть у самого Дьявола.
— Ну чего ты молчишь? Счастлива,
спрашиваю?
Ей больше некуда отступать, она
упирается в стену за спиной, крутит головой в поисках… да черт его
знает, может выхода, а может чего-нибудь тяжелого.
— Егор, прекрати, пожалуйста, и
открой немедленно дверь, — произносит она дрожащим голосом,
понимая, что нет пути у нее для отступления, а я есть.
Подхожу ближе, ставлю руки по обеим
сторонам от Александровны, нависаю над ней, вдыхая ее неповторимый
фруктовый аромат, и реально дурею. Сука, как же я по ней,
оказывается, скучал.
А она ладошками своими крохотными в
мою грудь упирается, оттолкнуть пытается, словно у нее есть шанс
сдвинуть с места гору вроде меня. Я улыбаюсь, смотрю на свою
Александровну, она дышит часто, разомкнув такие соблазнительные
губки, в которые хочется впиться поцелуем. Я помню, каково это,
помню, как это — целовать ее, помню вкус ее губ, даже сейчас,
спустя почти год, словно это вчера было.
Вселенная, кошка ты дранная, я свои
слова обратно беру, потому что вновь встретить Александровну — это
охренеть какой подарок. Не зря я все-таки бабулек через дорогу
переводил, ох не зря.
— Егор…
Егор
—Черт, вот сидели бы себе в Чехии,
нет, дернуло же тебя, — в который раз достаю Белого, хотя мне
самому порядком хотелось домой. Европа — это не мое, дома
комфортнее.
Белый отрывает взгляд от
иллюминатора, поворачивается ко мне, усмехается криво, а я еще там,
в Праге понял, что наше возвращение домой не будет тихим.
Он решил поиграть в долбанного
восстановителя справедливости.
И мне не нравится его настрой, пока
мы были в Праге, было спокойнее.
Снова делаю попытку убедить лучшего
друга зарыть наконец топор войны и помириться с отцом в конце
концов.
И даже на расстоянии слышу скрип его
зубов. Да, папашка его проштрафился, история мутная получилась,
Белый до сих пор винит отца в смерти матери. В чем конкретно он его
обвиняет, мне неизвестно, желанием делиться Белый не горел, я не
настаивал.
Такие вещи, порой, слишком личные.
Смерть матери свалилась на него словно гром среди ясного неба, а у
меня до сих пор в ушах звенит тот жуткий визг шин и удар, а потом
гудки короткие. Даже сейчас, спустя почти год с момента аварии, я
порой просыпаюсь в холодном поту. В тот день Белый потерял
управление, несся на огромной скорости и вылетел на встречку. Тачка
всмятку, Белый — переломанный.