Это мой выбор.
Я заложница, но нахожусь здесь по
своей воле.
Это сложно понять, если не знать всю
мою историю.
— Повернись, — приказывает ровным
тоном.
Я подчиняюсь: поворачиваюсь на
высоких каблуках и стараюсь не нервничать, хотя от его близости
проходит сминающий разряд. Хочется вздрогнуть, а еще податься назад
и коснуться его тела. Но мне нельзя. Ни поворачиваться, ни тем
более касаться его. Меня могут трогать его парни, но не он. Закон
такой или правила, я не разбиралась, но четко им следую, чтобы не
сделать еще хуже.
— Раздевайся, — не просьба —
приказ.
Я привыкла. Уже без лишнего
стеснения расстегиваю пуговицы на платье. Справившись с последней,
отвожу руки назад и легкая ткань падает на пол. Арман отталкивает
ее ногой и подходит ближе. Останавливается в паре сантиметров и
просто смотрит. Я не вижу, но знаю, что он смотрит. Ему нравится
мое тело, светлая кожа и умение двигаться.
— Иди к кровати, — снова
приказывает, и я подчиняюсь.
Медленно подхожу к большой кровати,
останавливаюсь у края и жду дальнейших указаний. Мне нельзя
проявлять инициативу и делать что-то самой. Только то, что прикажет
он, иначе я пошатну его авторитет.
— На колени, — слышу его голос
совсем рядом.
Аккуратно поворачиваюсь к нему и
смотрю куда-то в район его плеча. Поднять голову и посмотреть ему в
глаза я не решаюсь, да и что там смотреть? Я и так знаю, что там
ледяная холодность и отстраненность. Я медленно опускаюсь на колени
и только сейчас поднимаю голову и вопросительно смотрю на него.
— Я сам, — он мотает головой и
расстегивает брюки, освобождая ствол из трусов.
Прикрываю глаза и медленно касаюсь
губами головки, провожу по ней языком и обхватываю ртом сильнее.
Арман стоит, не двигаясь, лишь слегка помогая мне бедрами и вгоняя
член глубже. Я старательно обхватываю его губами, слегка цепляю
зубами и обвожу языком, чувствуя, что мужчина близок к
разрядке.
— Хватит, — он резко вытаскивает
член и приказывает: — Встань и повернись.
Я быстро делаю то, что он
приказывает: поднимаюсь с колен и поворачиваюсь к постели.
— Давай на колени на кровать.
Если я и удивляюсь, то не подаю
вида. Делаю то, что он просит, но при этом стараюсь не думать, как
это выглядит со стороны. Это первый раз, когда происходящее между
нами не ограничивается минетом. И это меня пугает. Я не знаю, что
он запланировал и от этого мне страшно.
— Расставь ноги шире.
Я делаю то, что он просит и
чувствую, как щеки начинаю гореть огнем от стыда. Мне, черт возьми,
стыдно. Впервые за то время, что я здесь, мне стыдно. Хорошо что
Арман не видит моего лица, и я могу спокойно уткнуться лицом
вниз.
Я не думаю, что он будет меня
трахать. Нет. Теоретически это, конечно, возможно, но практически,
я уверена, он этого не сделает. Я напряжена, но послушно выполняю
каждый приказ. Делаю то, что он просит и чувствую, как мужчина
придвигается ближе. Он кладет ладони на ягодицы и раскрывает меня,
подстраивает для...
Я не успеваю понять, как отскакиваю
от него, ложусь на живот, а после сажусь и отстраняюсь, заползаю на
другой край кровати и говорю:
— Нет. Я не… я…
Я едва не говорю ему, что
девственница, что до него со мной никто не занимался сексом. Даже
его братва… они не трогали меня. Заставляли танцевать, да, лапали,
исследовали мое тело, пока я извивалась на танцполе, но не больше.
Никто из них так и не прикоснулся ко мне. И сейчас я не знаю, что
делать. Сказать означает, что он будет брать меня так всегда.
Поймет, что я чиста и оставит себе. Это, в конце концов, не так
плохо. Он объявит меня своей и ко мне больше никто не
подойдет.
Мне больше не нужно будет танцевать
и показывать свое тело, не нужно будет видеть, как его парни
кончают от моего танца. Ничего этого больше не нужно. Но с другой
стороны у меня не будет возможности уйти. Я останусь с ним
навсегда.
