Специалисты из Европейского космического агентства (ESA) смогли зафиксировать с помощью камеры зонда Solar Orbiter самую крупную солнечную вспышку с полным солнечным диском за всю историю наблюдений. Об этом сообщается на официальном сайте организации. Астрономическое событие произошло 15 февраля, и благодаря тому, что вспышка была с обратной стороны Солнца, которая отвернута от нашей планеты, последствия воздействия не наблюдались на Земле.
Известный новостной портал
Во всем виноват сельдяной король. Он всегда был виноват. Так иногда необходимо иметь кого-то, кто во всем виноват. И для Алексея сельдяной король стал этим самым виновником. Плавающий ремень, молва о котором говорит, что именно он вызывает катаклизмы, извержения вулканов, землетрясения, цунами и тому подобное. Алексей размышлял теперь о том, как хорошо, что когда-то он наткнулся на эту удивительно нелепую новость, в которой говорилось, как рыбаки выловили это природное недоразумение в водах Тайваньского пролива – теперь можно было свалить на него все что угодно, и это даже не будет ни для кого оскорбительно. Не виноват никто конкретный. Никакой угнетенный, вечно повинный во всех бедах человечества народ или просто отдельно взятый, за все в мире ответственный человек, а всего-навсего длинная, чудовищно уродливая, никому не нужная сельдь, которую нарекли «рыбой апокалипсиса» потому, что ее появление на поверхности сопряжено с извержениями вулканов. Это удобно. И даже не аморально. В какой-то степени, это даже очень прогрессивно.
Мысли о собственной прогрессивности вдруг нагнали на Алексея тоску. Тоска эта усугублялась еще и тем, что он видел перед собой знакомые изгибы уходящей в лес грейдированной дороги, изрытой колдобинами в форме стиральной доски, а вместе с ней окружавшие ее канавы и сосны. Знакомые с детства места нагоняют тоску сильнее, чем прогрессивные мысли. Когда-то давно здесь проходила его безмятежная летняя жизнь, полная наивной детской радости и любви. Любви, конечно, с натяжкой – какая любовь в четырнадцать лет? Влюбленность еще может быть. Теперь тут даже этого нет – кругом свалка, усыпанная хламом. Бутылки, упаковки из-под еды и сухпаев, разбившаяся о дерево машина. Кажется, она стоит здесь не так давно. Опустошенная, брошенная, но совсем еще новая. Осколки зеленоватого стекла крупной крошкой лежат везде – на капоте, приборной панели, на земле, – как конфетти. Задние окна тоже выбиты, но отчего – неясно. Может, от удара о дерево, а может, от свинцовой водопроводной трубы. По крайней мере, внутри никого нет, кроме черной галки, которая с шумом вылетела через лобовое окно, когда заслышала шум приближавшейся машины. У Алексея на секунду появилась мысль выйти и посмотреть, нет ли раненых, но он отбросил ее.
Он устал. Он хочет спать. Впереди еще два километра грейдированного ада, а он уже клюет носом, едва видит приборную панель, которую даже не вполне различает, и широко зевает, иногда, когда попадается особенно глубокая рытвина, стукаясь зубами и выругиваясь. Это бодрит его ненадолго, и он еще десять минут, встряхнув перед тем головой, может ехать дальше.
Катя не смотрит на него. Она вперила свой взгляд в окно с пассажирской стороны и разглядывает там бескрайний, густой лес, лишь изредка, как бы против собственной воли, но по исключительно бессознательному любопытству поднимает свои глаза наверх, в голубое небо, которое иногда выглядывает из-за высоких деревьев. С минуту она ищет там что-то, а потом опасливо и поспешно отводит взгляд, надолго закрывая глаза и задумываясь о чем-то таком, что вызывает на ее небольшом лбу и аккуратном носу едва заметные морщинки.
