ЧАСТЬ I
Это не Рио!
Самолёт коснулся взлетной полосы и начал резко гасить скорость. За окном показалась стройная череда красно-жёлтых "птичек" Иберии, уткнувшихся тупыми носами в стеклянный терминал аэропорта Барахас.
Ник прильнул лицом к стеклу, разглядывая удивительно чистый асфальт. После грязного московского снега, буксующих машин и пронизывающего холода он ощутил себя где-то возле Адама с Евой, и не потому, что сидел рядом с уже раздетыми почти догола туристами, а потому что в раю.
В голове крутилась бессмертная фраза Остапа Бендера: "Да, это не Рио-де- Жанейро!". Конечно, это не Рио с его грязью и трущобами! Это намного лучше! Это сердце Испании! Это Мадрид!
Стюардесса повернула красную ручку массивной двери боинга, и в салон ворвался вкусный весенний воздух. И неважно, что январь. Для истерзанного серостью и холодом организма это была весна, и даже почти лето, если немного приукрасить.
Но приукрашивать времени не оставалось. Надо было готовиться к первому серьезному испытанию на сегодняшний день – встрече с испанскими пограничниками.
Ник помнил чёткие инструкции московского турагента Владимира: у вас могут потребовать предъявить наличные, так что держите их под рукой. Для удобства предъявления деньги были разменяны на десятидолларовые купюры и разложены в стопочки по дням.
За стойкой сидел смуглый пограничник и подозрительно улыбался. "Не пустит, гад!" – с волнением подумал Ник и во избежание вопросов сразу вывалил пачку купюр на стойку паспортного контроля. Где-то хлопнула дверь, и сквозняк за секунду превратил бумажки в зеленое облако.
С такой помпой в Испанию ещё никто не въезжал. Пограничник открыл рот и не закрывал его до тех пор, пока полуголые соседи по самолёту не помогли Нику собрать всё обратно в пачку и даже подарили резиночку, чтобы больше не разлеталось.
"Он мне взятку, что ли, хотел дать?" – спросил недоуменно один пограничник другого. "Да нет, это же русские! Любят повыделываться!" – ответил другой и пожал плечами.
Не глядя в паспорт, пограничник щёлкнул печатью, попал себе по пальцу, чертыхнулся и показал жестом, чтобы Ник проходил.
За скрипучей железной дверцей его ждал новый неизведанный мир и ещё одно испытание, которое в белой плиссированной юбке уже ждало его у выхода.
Света
Свете было далеко за сорок, поэтому технически называть её Светой было непозволительной распущенностью. Однако она сразу расставила все точки над "i":
– В Испании на «вы» обращаются только к древним бабкам, а отчеств здесь вообще нет, – отрезала она вместо "здрасьте".
– А по фамилии можно? – зачем-то сглупил Ник.
– Ага, можно. Мармонтель Аристисабаль к вашим услугам, – хохотнула Света и повела его на стоянку автомобилей.
Розовый «Рено», который госпожа Мармонтель называла на испанский манер «ренаульт», выглядел несуразной кляксой на фоне серо-синей череды скучных «Сеатов» и «Опелей». Нику было стыдно даже садиться в такую жевательную мармеладку с детских утренников, но он героически стал запихивать свой чемодан в микроскопический багажник.
Света вела машину эмоционально, вскидывая руки и ругаясь непонятными Нику словами. Таким выражениям его в университете не учили. "Хилипойас", – чётко выговорила она очередному подрезавшему ее водителю. «Что-то очень неприличное», – подумал Ник, но лишних вопросов задавать не стал, памятуя о сказанной глупости про фамилию.
Только спустя много лет он узнал, что выражение происходит от имени испанского прокурора Балтазара Хиля и его дочек-ципочек (по-испански «пойас»), которых он безуспешно пытался выдать хоть за кого-нибудь замуж.
Впрочем, в тот момент задумываться об этимологии испанского мата у Ника времени не было. Тем более что они уже входили в Светину квартиру.
