- Сколько можно дрыхнуть? Вставай!
Конец света проспишь!
Голос был явно не Мишкин. Да и не
мог им быть, потому что мы уже неделю как поссорились, и я даже
подозревала, что вообще расстались.
Глаза отчаянно сопротивлялись,
умоляя дать им поспать еще минуток по десять… на каждый. Наконец
мне удалось приподнять веки. По ощущениям уже наступило утро, но в
комнате было темно, как в склепе, хотя обычно свет уличного фонаря
пробивался даже сквозь самые плотные шторы.
Я потянулась за телефоном, однако
рука неожиданно наткнулась на стену.
На стену?!
Мне не нравилось спать у стенки,
поэтому кровать стояла так, чтобы с обеих сторон было свободное
пространство. Вроде бы засыпала у себя дома. Или это такой
многослойный сон, когда думаешь, что уже проснулась, а на самом
деле все еще спишь?
Включить свет? Лампа на тумбочке, а
тумбочка, походу, куда-то пропала. Откинув тонкое грубое одеяло, –
точно не мое! – я села и спустила ноги с кровати. Под ними
зашуршало что-то вроде грубого сена, какие-то сухие стебли. И
рубашка – я терпеть не могла ночные рубашки, спала или голая, или в
пижаме, а тут вдруг оказалась в широченной длинной
плащ-палатке.
- Вставай! – откуда-то из темноты
снова донесся голос. – Жених пришел.
Сказано это было с нешуточной
издевкой.
- Какой еще жених?! Ты кто вообще
такой? – возмутилась я и тут же сообразила, что говорю не
по-русски. И невидимый собеседник тоже, кстати. Мало того что
говорю, так еще и прекрасно понимаю.
- Вот до чего девушек мавуаз
доводит, – фыркнул он. - Так и имя свое забудешь. Настоятельно
рекомендую больше на ночь не пить. Жених – твой. Бир Наториус. Если
ты, конечно, со вчерашнего вечера не завела другого. А я – твое
наследство от маменьки. И наказание на всю оставшуюся жизнь. А вот
не надо было дерзить старушке. Глядишь, получила бы что-нибудь
поприятнее, как твои сестрички.
Прекрасно. Жених, наследство,
сестрички… Похоже, я спятила. Хотя нет, тогда все это казалось бы
нормальным. Значит, просто сон. Ладно, пусть идет своим
чередом.
- Свет зажги, наследство! –
потребовала я. – Дай хоть гляну на тебя.
- Соскучилась? А кто еще вчера
говорил, что глаза бы твои на меня не глядели?
Вчера? Как-то это странно для сна.
Развить мысль я не успела, потому что вспыхнул свет.
Ну, вспыхнул – это, конечно, сильно
сказано, огонек загорелся маленький и тусклый, но по глазам после
полной темноты ударило. А когда они привыкли к свету, я завизжала
как резаная.
Держа в лапе светильник, у кровати
стоял… стояло существо. Примерно в половину человеческого роста,
зеленое, меховое, с хвостом. И в сапогах! В грубых, грязных
болотных сапогах с отворотами, по самое брюхо. Мордой оно
напоминало то ли барсука, то ли белку, только без ушей, зато с
длинными патлами, торчащими во все стороны.
- Да хватит уже орать! – существо
махнуло четырехпалой лапой с острыми коготками. – Или, может,
твоему любезному сказать, что ты похмельем маешься и зеленых чертей
ловишь?
- Зеленых чертей? – дрожащим голосом
повторила я. – Это ты, что ли, зеленый черт?
- Да, тяжелый случай... Милочка,
если тебе совсем память отшибло, то я Бертран, твой фамильяр. По
приговору суда отправлен Черной канцелярией на принудительные
работы. Попал к твоей матушке, но поскольку полностью срок отбыть
не успел, перешел от нее к тебе. И знакомы мы уже год.
Пытаясь проснуться, я изо всех сил
щипала себя за предплечье через длинный рукав рубашки. Больно и
наверняка до синяков, но это не помогло. Чудище никуда не делось,
да и сама я оставалась все там же. Понять бы еще где!
Границы помещения терялись во тьме,
так же, как и потолок. В круг света попадала только узкая кровать с
деревянной спинкой, стоящая у беленой стены, и что-то напоминающее
комод. И кусочек пола, покрытый чем-то вроде сухой осоки.