На улице брызгал дождь, летний, теплый, какой всегда бывает в
последние августовские деньки. Именно брызгал, так как время от
времени переставал идти, и тогда выглядывало солнце. И тучи были
белыми, но большими и замысловатыми по конфигурациям: то виделся
домик, то медведь, а то и тарелка НЛО. Ветерок подгонял их и менял
очертания, как веселый скульптор мнет сильными пальцами мягкую
глину. Деревья едва начали набирать золото на своих кронах, птицы
пели свои летние песни, а люди шли по своим делам, не замечая
прелести этого уходящего летнего дня. Они спешили. Спешили жить.
Бежали даже. Возможно от забот или к ним, кто знает, но
чувствовалось в них безразличие к окружающему и к самой природе и к
людям, которые также бежали или прохаживались рядом. Им было всё
равно, им нужно было решать свои проблемы.
Куда уж тут до проблем других…
А некоторые «другие», сидели за пивным ларьком, что на
перекрестке улиц на окраине города и потягивали из полторашки пиво.
Это были местные бомжи; трое мужчин и женщина лет сорока или
пятидесяти, кто их разберет. Отекшее лицо и синяк под глазом,
говорило, что она уже давно употребляет спиртное и даже может
нарваться на неприятности. Схватив грязными руками, с обломанными
ногтями за горлышко бутылки, она опрокинула шею и, подхватив под
дно, жадно пила большими глотками. На нее пристально смотрели
остальные и через мгновение, выхватили посуду из рук.
- Будя, - выговорил сурово один и тут же передал бутыль
другому.
Женщина сглотнула и ударила мужчину по плечу.
- Чё рвешь! – вскрикнула она, - Видишь же, что мало мне. Дай ещё
глотнуть, падла!
- Я те дам, чувырла! – оттолкнул её мужик и двинул в лицо
кулаком, - Будешь гавкать, получишь ещё!
Она взвыла и шарахнулась в сторону. Вскочив на ноги, плюнула на
него.
- Да подавись ты, шакал! – вскричала она и тут же метнулась за
ларек.
- Сука! – закричал ей в след мужик, утираясь, - Попадись мне
ещё! Изуродую, падла!
Бомжиха резко закуталась в свою теплую, не по сезону, куртку и
пошла, сердито сплевывая и матерясь. Ей было плохо и она, пройдя
немного в сторону высотки, что торчала одиноко в конце улицы,
возвышаясь над старыми пятиэтажками, завернула за угол и спустилась
по ступенькам вниз. Там был подвал, и там было ее логово. Сняв с
петель замок, она оглянулась и толкнула железные двери. Со скрипом
створка отошла, и женщина втиснулась в них и тут же прикрыла за
собой. Оставшись в темноте, она решительным шагом пошла вперед, как
будто зная куда идет. И она знала здесь каждую щербинку, каждый
камешек на пути. Её ничто не могло остановить или задержать вот уже
пять лет, как она перестала, чему бы то ни было удивляться или же
поражаться. Теперь ее жизнь делилась на дО и пОсле: до печального
поражения в жизни и после него.
Спустившись еще на три ступеньки вниз, она также наощупь,
завернула за угол и, при свете узкого окошка под потолком, прошла в
свой обжитой угол, где на топчан были навалены продавленные грязные
матрасы с подушками и засаленное тонкое одеяло. Рядом стоял
колченогий журнальный столик с облупившимся лаком и такой же
табурет. У стенки возвышался вычурный буфет с выбитыми стеклами и с
полками, заставленными разной посудой: бокалами, тарелками,
чашками. У топчана даже лежал потертый коврик. Всё было чистым и
ухоженным, не смотря ни на что. Чувствовалось, что хозяйка этого
жилища старалась соблюсти хоть какое-то маломальское напоминание
квартиры или прошлого жилища.
Кто знает!
Бомжиха подошла к ведру и наклонившись, проверила наличие воды.
Тяжело вздохнув, взяла его за дужку и пошла назад, по тому же
проходу. Вышла из двери и, зайдя за другой угол дома, наклонилась
под лоджию первого этажа и, найдя головку крана, повернула винт,
подставив ведро под тугую струю воды. С шумом наполнив до краев,
она закрутила кран.