Земля смешалась с кровью,
оглушительно орали люди, воздух нес вонь горелой плоти. Кончилось
все оружие, нож в руке сломался, лишь коряво торчал обломок железки
из рукояти. Они шли ровным маршем, а отступать было некуда – ее
окружили. Шевелились зеленые змеи на алых гербах, кирасы медно
блестели, обагренные ее кровью. Клинки в животе; два, три...
больше, – не сосчитать... Ее ударили в лицо раз-другой, сильно...
Рин хотела ответить на удар, но упала. Падение в пропасть
встряхнуло ее, Рин закричала, но изо рта вместо крика вышло
невнятное сипение. Она взмахнула руками и... проснулась.
– Рин! Рин! – Анхельм тряс ее за
плечо. – Проснись!
Рин дернулась всем телом и села
в постели. Голова закружилась, в глазах потемнело. Руки
тряслись, дыхание было хриплое, надломленное. Анхельм прижал ее к
себе, но она вырвалась, неуклюже поднялась и пошла умываться. Их
каюта была не очень большой, обставленной с минимальными
удобствами, но в ней имелся небольшой закуток, где стоял
умывальник. Его отгораживала резная деревянная ширма в стиле
магрединского болле, бывшего в моде лет
двадцать назад. Дрожащими руками Рин налила воды из кувшина и часть
пролила. Холодные капли попали на ноги, и мышцы свела судорога. Она
поставила стакан и стала растирать бедра. Когда тело наконец стало
слушаться хозяйку, Рин продолжила умываться и чистить зубы.
Прохладная вода смыла напряжение, а странный привкус железа сменила
свежесть мятного зубного порошка. Минутой позже ее потеснил
Анхельм.
– Снова? – участливо спросил он,
когда они снова рухнули на кровать. Рин прижалась к нему всем
телом, стремясь избавиться от липких остатков кошмара.
– На этот раз меня убили, – ответила
девушка. – Дрянь какая-то. Уже неделю кошмарами мучаюсь.
– Это все от безделья. Мне тоже
всякая ерунда снится. Дома после дня работы я засыпал, как убитый,
а здесь заняться толком нечем, вот и маюсь.
– Омерзительный сон, давно такой
гадости не снилось.
– А мне сегодня приснилась мама, –
сказал Анхельм, поглаживая Рин по плечу. – Какая-то напуганная она
была. Все твердила мне, чтобы я поступал, как должно, а то случится
беда. Какая беда? Что она имела в виду?
Рин не ответила, лишь вздохнула
тяжело и грустно.
– Хочу съездить домой, – сказала она
после долгого молчания. – Десять лет уже не была. Что-то
подсказывает мне, что там что-то стряслось.
– Я был в Истване в сентябре, все
было хорошо, – заметил Анхельм. Рин тут же подняла голову и
уставилась на него. – Что такое?
– Ты был у меня дома?
– Я туда каждые полгода езжу.
– Зачем?
– Я лично веду налогообложение,
объясняю новые законы, заключаю торговые договоры. Вы же все-таки
на моей земле живете, я должен о вас заботиться.
– Старейшины бы с тобой
поспорили, – хмыкнула Рин.
– Они меня уважают и всегда тепло
принимают, – возразил Анхельм. – Моего дядю они
недолюбливают...
– Интересно, почему? – ехидно
заметила Рин.
– ...А я у них не вызываю
отрицательных эмоций, – закончил он. – Почему ты так не любишь
моего дядю?
– Потому что он старый интриган, –
фыркнула девушка.
– Ты его старше на двадцать лет, кто
из вас старый? – с улыбкой поддел ее герцог.
– Разговорчики! – ухмыльнулась Рин,
отвешивая ему шутливый щелбан. – Я еще очень молодая по меркам
аиргов. Но вообще-то я не возраст имела в виду, а то, что он
интриган до мозга костей. Ох, Анхельм, не важно, почему я его не
люблю.
– Я все же надеюсь, что однажды вы
найдете общий язык. А то мне обидно смотреть, как ты дергаешься при
его появлении и каждый раз норовишь с ним поспорить.
– Я предупреждала, что у меня
противный характер, и что я терпеть не могу приказы. И, знаешь, мне
с ним под венец не идти, так что любить его я вовсе не обязана.
