— Кто ты такая? — лохматый старик склонялся над Эльзой, цепко
удерживая ее за плечо, и его глаза впивались в нее со злостью и
угрозой.
— Не знаю, — подумав, ответила Эльза.
Она могла бы сказать свое имя — но оно никак не ответило бы на
этот вопрос.
Могла бы называть свой возраст — что-то между двенадцатью и
четырнадцатью, по соображениям самой Эльзы, но это тоже бы не
помогло.
Возможно, нужно было сообщить, что ее прислали из Приюта любви и
послушания, но это и без того было понятно по ее форменному
платью.
Жизнь изменилась этим утром, когда Эльза мыла окна в кабинете
директрисы, мадам Дюваль. Дверь вдруг распахнулась и пропустила
внутрь невероятной красоты молодую даму в пышном платье, украшенном
розами.
— Я больше не могу, — заломив белоснежные руки, воскликнула дама
и изящно опустилась на кушетку. — Этот старик меня сводит в
могилу.
— Господину Гё снова нездоровится? — спросила мадам Дюваль.
— Он опять выгнал всю прислугу и зарастает грязью в своей
берлоге, — досадливо произнесла дама. — Иногда мне кажется, что он
просто не выносит людей. Ах, мадам Дюваль, миленькая! Может, вы
одолжите мне кого-нибудь из ваших воспитанников? Отец столько денег
тратит на этот приют, уж пойдите и вы навстречу. Даже у
бессердечного дельца не хватит духа выставить сиротку на улицу!
Только подберите из тех, кто пособразнительнее и послушнее!
Самой сообразительной и послушной в приюте была Эльза. Ее даже
никто особо не поколачивал — с тех пор как Ганс-задира попытался
это сделать и даже кулак занес, а Эльза ему возьми и скажи:
«Господин Ганс, да у вас же рубашка порвалась. Хотите, я ее зашью,
да так аккуратно, что никто и не заметит, что там была дырка?»
Ганс так изумился, что драться передумал, а вечером смущенно
принес Эльзе рубашку. Марта, чья кровать была совсем рядом,
прошептала, глядя на то, как Эльза старательно шьет при свете
свечи:
— Ох, и хитрая ты, Эльза!
Эльза покачала головой, нанося стежки. Она не считала себя
хитрой, просто ей нравилось хорошо учиться и не нравилось, когда ее
лупят.
Поэтому она исправно посещала уроки физических упражнений,
которые для девочек были вовсе не обязательны, а потом уговорила
Ганса научить ее драться. Никогда же заранее не знаешь, что
пригодится тебе в будущем, а Эльза не сомневалась в том, что
будущее у нее выйдет интересным.
Любовь к чтению разбудила фантазию, уроки домоводства приучали к
труду. Эльзе было вовсе не сложно помочь кухарке с ужином,
садовнику с розами или помыть мадам Дюваль окна — потому что
посмотрите, какими они стали пыльными.
Она была любимицей учителя математики, молодого господина
Фейсара, с которым они частенько засиживались после уроков, решая
сложные задачки. Он гладил ее по косичкам и угощал яблоками, и
Эльза всегда благодарила его с простодушной улыбкой.
Господин Фейсар говорил, что от улыбки Эльза становится
красивой, и иногда она после этого долго смотрела на себя в
зеркало. Красивая? Некрасивая? Обыкновенная, честно решала Эльза,
но нисколько не огорчалась от такого вердикта.
Красивым в приюте было куда хуже.
На прощание ей выдали узелок с вещами: там были ночная рубашка,
платье, смена белья и запасные башмаки. Провожал Эльзу садовник,
господин Фридрих. Они долго плутали по узеньким улочкам, пока не
нашли скрюченный домишко, стоявший будто в отдалении ото всех.
— Ну, ступай, девочка, — сказал господин Фридрих и сунул Эльзе
несколько монеток.
Она прошла по кривой тропинке заросшего сада, толкнула тяжелую
дверь, которая оказалась приоткрытой, и очутилась в темном холле с
высоким потолком. Широкая лестница темного дерева вела наверх,
дверь по левую руку была распахнута, и Эльза тихо заглянула в одну
из них, остолбенев от количества книг.