Вторник, 3 апреля, 8:05
утра
Бомба тикала. На самом деле,
прикрепленная к телу глубоко под плащом, она работала бесшумно, но
всё-таки продолжала отчетливо тикать в голове Гаспара.
Каждое утро примерно в одно и то же
время он спускался в шумное метро и ехал на ненавистную работу.
Каждое утро он видел одни и те же мятые физиономии, позы, слышал
звуки, ощущал неприятные запахи, прикосновения и толчки. Каждое
утро он путешествовал в компании хоть и разных, но очень похожих,
почти одинаковых, людей. Они спали, сидели, уставившись в одну
точку, переругивались между собой, громко болтали по телефону или
меланхолично смотрели ТВ на многочисленных мониторах вагона. Иногда
можно было заметить пару-тройку Наблюдателей. Сам он, наверняка,
казался всем им таким же безликим и серым, и хотя вагон порой бывал
полон до отказа, Гаспар чувствовал необычайно сильное, почти
осязаемое одиночество и тоску.
Работа не приносила никакого
удовлетворения — там его не любили, старались поскорее избавиться и
всячески избегали. Дома его давно никто не ждал, и выходные, что
Гаспар проводил один в своей съемной квартире, были также унылы и
пусты, как полки в его холодильнике. Бывало, часами он апатично
лежал в постели и курил, не желая двигаться, глядел в облупившийся,
затянутый паутиной потолок и размышлял, насколько бессмысленна
стала его жизнь в последние месяцы. Он не жил, он - существовал. А
ему страстно хотелось какой-то цели, плана, движения, полета. Всё
чаще он задавался вопросом — кто же виноват в том, что так
вышло?
Бессонными ночами, наблюдая, как
лунный свет вливается в окно, Гаспар напряженно думал. Мысли в
беспорядке роились в его голове. Он бесконечно прокручивал,
мусолил, как голодный пес жирную кость, всё плохое, что случалось с
ним в течение дня: удары, ругань, проклятия, полное игнорирование,
злобные взгляды. В такие минуты его трясло от ненависти и
бессильной ярости, мурашки бежали по телу, пылающий затылок
пронзала тупая боль, а пульс с такой силой бился в висках, что
казалось, голова сейчас взорвется. Но однажды в его воспаленном
мозгу забрезжил ответ: Гаспар понял, кто виновен в том, что с ним
происходит.
***
Сейчас, посматривая сквозь
полуприкрытые веки по сторонам, он в очередной раз поражался,
насколько изменилось общество — оно в прямом смысле деградировало.
Где все те неуничтожимые ориентиры, великие идеалы и благородные
цели, благодаря которым его страна смогла когда-то пережить
глубочайший кризис, а люди возвыситься? Безвозвратно утеряны,
грустно думал Гаспар. Теперь все следуют лишь своим низменным
интересам, псевдоинстинктам, зациклены на себе и не видят, как все
глубже и глубже погружаются в пучину жестокости, бессердечности,
глупости и бездушия.
А ему хотелось что-то изменить,
ворваться в этот мрачный мир ослепительной, радостной вспышкой
надежды, взрывом эмоций, заполнить пустоту чем-то ярким,
запоминающимся, интересным и незабываемым, чтобы эту обыденность и
ежедневную суету смыло, как поливочная машина смывает грязную корку
с тротуаров его города.
Тогда Гаспара осенило. Он понял, что
нужно нечто, что объединило бы людей в общем стремлении к очищению
и совершенствованию! Обществу требуется перерождение. Но чтобы
измениться, нужна показательная жертва. Она станет первым
маленьким, но чрезвычайно важным шагом на пути к лучшему,
совершенному будущему, первым малюсеньким камешком, который, в
конечном итоге, повлечет лавину изменений и преобразований поистине
великих масштабов. И этим камешком будет Гаспар. Воображение
услужливо рисовало ему фантастические картины возможного будущего -
чистого, доброго, надежного, осмысленного, и он с упоением принялся
реализовывать задуманное.