Сидя на балконе и дожевывая кусок собаки, доктор Роберт Лэйнг размышлял о необычных событиях, происходивших в громадном многоквартирном доме в последние три месяца. Сейчас, когда все вернулось в нормальное русло, Лэйнг с удивлением понимал: трудно сказать, где именно их жизнь повернула в зловещем направлении. Сорок этажей и тысяча квартир, супермаркет и плавательные бассейны, банк и начальная школа – вся застрявшая посреди неба высотка предоставляла чересчур много возможностей для насилия и противостояния. Но уж свою собственную квартиру-студию на 25-м этаже Лэйнг ни за что не мог бы представить в качестве первого поля боя. Эту непомерно дорогую клетушку, втиснутую в отвесный склон многоквартирного дома, Лэйнг купил после развода именно ради спокойствия и тишины. Довольно любопытно, что, вопреки всем попыткам Лэйнга отгородиться от двух тысяч соседей, от банальных разговоров и недовольства – от всей этой общественной жизни, – первое значительное событие случилось именно на его балконе, где он сейчас сидел у костра из телефонных справочников и закусывал жареной задней ногой немецкой овчарки – перед тем, как отправиться на лекцию в медицинский институт.
Три месяца назад, примерно в одиннадцать утра в субботу, доктор Лэйнг готовил завтрак и вдруг вздрогнул от взрыва на балконе. Бутылка игристого вина, прилетевшая сверху, отскочила от навеса и взорвалась на плиточном полу балкона.
Ковер в гостиной покрылся пеной и битым стеклом. Лэйнг стоял босиком среди осколков, наблюдая, как пузырится вино на треснувших плитках. Высоко над головой, на 31-м этаже, гремела вечеринка. Доносились чересчур оживленные речи и рев магнитофона. Видимо, бутылку смахнул с перил балкона кто-то из возбужденных гостей. Нужно ли говорить, что никого на вечеринке ни в малейшей степени не трогала судьба запущенной ракеты; жителей высотки вообще не интересовали соседи дальше чем на два этажа вниз.
Решив определить, что это за квартира, Лэйнг прошел по разлившемуся озеру холодной пены, перегнулся через перила и стал смотреть вверх, на фасад здания, старательно отсчитывая этажи. Впрочем, как всегда, от размеров сорокаэтажной громадины закружилась голова. Опустив глаза, Лэйнг уцепился за дверной косяк. Непомерный объем открытого пространства, отделяющего дом от соседней высотки, выводил его из равновесия. Порой ему казалось, что он живет в кабинке колеса обозрения, зависшей в трехстах футах над землей.
И все же Лэйнгу нравился дом – один из пяти одинаковых корпусов жилого комплекса, который был достроен и заселен первым. Все пять высоток находились на площадке в квадратную милю – на бывшей территории дока и складов на северном берегу реки. Пять высоток стояли на восточном краю комплекса, над декоративным озером – пока это был пустой бетонный бассейн в окружении стоянок и строительного оборудования. На противоположном берегу находился только что достроенный концертный зал, а с двух его сторон – медицинский институт Лэйнга и новая телестудия. Громадные сооружения из бетона и стекла и само их расположение на излучине реки отделяли новый жилой комплекс от ветхих районов вокруг – доживающих свои дни однообразных домов девятнадцатого века и пустых фабрик, предназначенных для реконструкции.
При всей близости Сити, офисные здания центрального Лондона принадлежали уже другому миру – и во времени, и в пространстве. Зеркальные стены и антенны связи терялись в автомобильном смоге. Полгода назад, бросив дом в Челси и переехав в надежную высотку, Лэйнг перенесся на пятьдесят лет вперед – прочь от запруженных улиц, автомобильных пробок, поездок на метро в час пик к студентам и к тесному общему кабинету в старой учебной клинике.
