Кондитерская Эллы отличалась
очаровательной старомодностью. Здесь вам не удалось бы найти
проворных механических девушек-официанток, а в кухне –
многофункциональной машины для замешивания, выпекания, начинения и
украшения многочисленных пирожных, тортов, круассанов, пончиков и
прочих лакомств; и вообще единственной современной машиной в этом
потерянном рае для ретрограда был многорукий и многоногий уборщик,
но он работал ночью или когда кафе пустовало, и не показывался на
глаза посетителям. Я знала о нем лишь потому, что однажды
засиделась допоздна, и Элла спросила, не помешает ли мне «эта
штуковина». Тогда-то я и узнала, что уборщик является единственным
механизмом в ее малом производстве, не считая посудомойки и еще
каких-то полуавтоматических приспособлений из позапрошлого века, и
опять подивилась ее консерватизму, чудаковатости и вере в
собственные принципы.
Когда-то мы с ней вместе учились и
дружили, точнее, Элла считала меня подругой (а я порядком
удивилась, услышав, что она так назвала меня в разговоре с кем-то).
После школы наши дороги разошлись, и снова мы столкнулись уже
здесь, в этом прожаренном солнцем курортном городке. Разбросанные
вдоль побережья разноцветные пансионаты, гостиницы, отели, частные
дома с комнатами внаем круглый год гостеприимно распахивали свои
двери для приезжих. Здесь на каждом шагу встречались санатории и
салоны всех сортов, оздоровительные камеры, развлекательные
комплексы и парки – как луна, так и аква; здесь было даже такое
действительно интересное место, как Заповедник – обширная
территория, на которой более или менее достоверно воссоздали
ландшафт и природу трех наиболее близких по условиям к Земле
планет, колонизированных в последние годы.
С Эллой мы в первый раз встретились
на улице возле ее кондитерской. Я стояла и рассматривала вывеску –
округлые вкусные буквы слова «Пончик» обрамляли этот самый пончик,
тоже пухлый, аппетитный, облитый шоколадом. И буквы, и сам пончик
были искусно вырезаны из дерева – возможно, что даже настоящего – и
во всяком случае не являлись голограммой, в отличие от вывесок
кафе, ресторанов и кондитерских на соседних улицах.
И пока я глазела на необычную вывеску
и раздумывала, не зайти ли посмотреть, что представляет собой это
заведение изнутри, как чей-то полузнакомый голос радостно
воскликнул: «Талли!», и Элла налетела на меня, как в школьные годы,
когда мы встречались после летних каникул.
Хорошо, что она сразу назвалась -
самостоятельно я бы ее не узнала. Она здорово изменилась со
школьных лет – очень худая раньше, сейчас не то, чтобы располнела,
а оформилась – талия осталась тонкой, но стали заметны грудь и
бедра. На ней было очень простое платье без рукавов, до колен
длиной, волосы убраны под косынку, и эта одежда вместе с
женственной фигурой придавала ей столь солидный и домовитый вид,
что воображение сразу нарисовало мне ее семейство – мужа и
пару-тройку ребятишек.
Элла, все еще придерживая меня за
плечи, отступила на шаг и рассмеялась:
— Ты совсем не изменилась, даже
волосы такие же короткие… Давно здесь? С кем? Надолго?
Я ответила, что приехала две
недели назад, сама по себе, а насчет того, сколько тут пробуду - то
это как мне захочется.
— Меня не ждет ни работа, ни родня, я
могу ездить где хочу и сколько пожелаю. Недавно умер отец, оставил
мне наследство...
— Вот как! Значит, ты теперь…
— Болтаюсь по миру, - кивнула я,
переворачивая камешки пальцем босой ноги. – Путешествую и набираюсь
жизненного опыта, как называли это раньше. Новым знакомым обычно
говорю, что я художница и задумала создать серию пейзажей из разных
уголков планеты.
— Ты стала заниматься живописью?
— Так, немного, для собственного
удовольствия, - мне хотелось увести разговор от собственной особы,
и я указала на вывеску: - Ты была в этой кондитерской?
