Имя мое – щемящая в сердце боль,
Коли лечить, то буду уже не я.
Ветром лихим заброшенная в юдоль,
Где уже больше нечего потерять.
Имя мое – тонкой надежды свет,
Ласковый, теплый, словно в реке вода.
Дам себе в жизни только один обет:
Все, что нашла, больше я не отдам.
Имя мое – тернии и пески,
Имя мое – и молоко и кровь.
Имя мое, больше не знать тоски.
Имя мое?
Имя мое: любовь.
Марьяна Брай
Глава 1
Ощущение холода на лице было не терпимым даже, а приятным. Так
прихватывает щеки, когда выйдешь в солнечный морозный день. Мороз
имеет запах, и я помню его с самого детства. Смешанный с дымом от
березовых дров, который канатом тянется от каждого дома в небо. Это
один из любимых запахов.
То ли сон слишком уж объемен и реален, то ли я запуталась в этом
сне, и сейчас не весна, а самая настоящая зима. Потому что лютый
холод уже пробрался под одежду.
Я открыла глаза и ошалела: темное холодное небо, усыпанное
звездами, то и дело перекрывала дымка. И когда я поняла, что это
пар от моего дыхания, стало страшновато.
Если я вижу небо до окоёма, значит… я лежу на земле? Повернула
голову в одну сторону, потом в другую. Сугробы, темнота, лай собак
и запах дыма. Но не того, привычного и родного из детства, а
смешанного с запахом готовящейся пищи. И это не пироги. Больше
похоже на копченое пригоревшее мясо.
Перевернувшись на бок, поняла, что сильно замерзли ноги. Мороз
щиплет голени и колени, пробирается к бедрам. Во рту привкус крови.
Я встала на колени и чуть не запуталась в подоле. Ощупала себя и
обнаружила, что под юбкой нет ни колготок, ни вообще каких-либо
штанов.
— Что за чертовщина? – только и смогла выговорить я, но, услышав
свой голос, замерла. Он был тоненький, слабый, словно девчоночий. -
Кхе- кхе, - прокашлялась я, но в горле ничего не мешало. Мой голос
изменился до неузнаваемости.
Осмотревшись и привыкнув к темноте, увидела глубокую тропку в
снегу, возле которой я и лежала. Вдали несколько темных домов.
Света не было ни на улице, ни в окнах. Дома больше походили на
странные кособокие развалюхи. Присмотревшись, разглядела подобие
трепещущего огонька. Свеча? Может, электричество отключили?
Я встала и на замерзших ногах побрела по тропке. Когда чуть
отвлеклась от ледяных ног, поняла, что болит грудь: дышать так
тяжело, словно грудь закована в латы. Провела ладонью по груди,
обнаружила, что на мне одежда, похожая на зипун. Я никогда не
видела зипуна, но сейчас была твердо уверена, что это именно он:
стеганая, как фуфайка, куртка, завязанная на три пары веревочек.
Под ней я то ли туго обмотана шарфом, то ли еще чем-то. Видимо, для
тепла.
В голове было ясно, но я напрочь не понимала, где я и что
случилось. И не могла вспомнить, что было до этого.
Куцая собачонка выбежала навстречу и виляла не только хвостом,
но и своим тощим задом, прыгая на меня, пытаясь лизнуть в лицо. Я
поняла, что кусать она меня явно не собирается, но все же убавила
шаг. Ведь это на улице они такие ласковые, а зайдешь на территорию
дома и все: добрая животинка становится яростным алабаем.
Но собака не собиралась менять своего ко мне отношения и даже
отстала, когда я по тропке пришла прямо к двери. Пахнуло сытной
горячей едой. Желудок сжался так, что казалось, не ела пару
недель.
Осмотрелась еще раз и, решившись, забарабанила по двери. Внутри
грохнулось что-то, будто человек запнулся о железную бадью. Потом
раздались недовольные голоса. Дверь распахнулась с такой силой, что
будь я на пару сантиметров ближе, мне снесло бы половину лица
тяжелой железной щеколдой.
— Я уж понадеялась, что ты подохла в лесу, - голос женщины был
горловым, злым и еще… ненавидящим.
— Я? – только и смогла спросить, пытаясь рассмотреть ее лицо.
Она была крупной, с огромной грудью, какие любил изображать
Кустодиев. Платок или тонкое одеяло, накинутое на голову, закрывало
лишь плечи. Грудь, того и гляди должна была выпасть из щедрого
выреза на платье или кофте, я не разобрала в темноте.
