Глава 1: Белый Олень
Холодная влага рассвета еще висела в воздухе, оседая на паутину, что серебрилась в зарослях хмеля и папоротника. Лес просыпался неспешно, будто нехотя. Сперва отозвалась где-то в вышине зорька, потом встрепенулась стайка клёстов, срывая с мокрых еловых лап искристую изморозь. Сечимир стоял недвижимо, прислонившись спиной к шершавому стволу древней сосны. В руке его, обтянутой мягкой лосиной кожей, тетива лука была натянута до предела. Стрела с широким, словно лепесток, наконечником жадно всматривалась в просвет между ветвями.
Он выслеживал оленя. Не просто зверя, а вожака табуна, старого и хитрого самца, чьи следы он нашел еще вчера, у самой кромки Большого Мха. Но судьба, или иные силы, распорядились иначе.
Из чащи, точно призрак, вышел Белый Олень.
Он был не альбиносом, чья белизна кажется болезненной. Шерсть его отливала матовым серебром, словно иней под первыми лучами солнца, а рога, огромные, ветвистые, будто сплетенные из лунного света, казались невесомыми. Зверь ступал по влажному чернозёму бесшумно, не оставляя следов. В его огромных, тёмных, до самого дна разумных глазах не было страха. Было знание.
Сердце Сечимира, привыкшее к ровному и сильному бою на охоте, вдруг заколотилось, словно испуганная птица. Белый Олень. Дух леса. Посланец. Увидеть его – и великая честь, и великая опасность. По преданиям, которые нараспев говорил старый Вещий, он являлся лишь тем, кого сами боги отметили для пути меж мирами. Охотиться на него – святотатство. Но… разве не сам Велес, владыка зверей и лесов, посылает удачу охотнику? Мысль путалась, сбиваемая гулким стуком крови в висках.
Олень повернул к нему свою венценосную голову. Взгляд их встретился. И в ту же секунду из-под копыт зверя брызнула алая искра – стрела, выпущенная словно сама собой, вонзилась в землю, лишь оцарапав ему бедро. Не рана, а знак. Сечимир даже не почувствовал, как пальцы разжались.
Белый Олень не бросился бежать. Он лишь фыркнул, и из его ноздрей вырвалось струйка пара, и метнулся в чащу, не оглядываясь. Будто звал за собой.
И Сечимир побежал. Не как охотник, выслеживающий добычу, а как одержимый, гонимый неведомой силой. Он не видел тропы под ногами, не слышал криков птиц. Мир сузился до серебристой вспышки впереди, мелькавшей меж стволов. Воздух густел, становился тяжёлым и сладковатым, пахнущим мокрым камнем и прелыми кореньями. Сосны вокруг начали меняться – их стволы скрючивались, кора чернела, словно обугленная, а ветви тянулись к небу в немом ужасе.
Топта, его верный пёс, крупный и злой потомок волкодавов, обычно бесстрашный, жался к его ногам, тихо поскуливая. Шерсть на загривке у пса стояла дыбом.
«Стой, Топта. Тихо,» – прошептал Сечимир, сам едва переводя дух. Они выбежали на край склона, за которым начиналась та самая долина, что в преданиях звалась Недоброй. Лес здесь был мёртв. Берёзы стояли голые, с чёрной, облезшей корой, а под ногами хрустел не снег, а лёд, странного сизого оттенка. Белый Олень исчез. Словно растворился в предрассветной хмари.
И тут Сечимир почувствовал Взгляд. Пристальный, тяжёлый, прожигающий спину насквозь. Он медленно обернулся.
На опушке, у самого входа в долину, стоял Воин.
Он был не из Брегунов. Это было ясно с первого взгляда. На нём была длинная, до колен, кольчуга из тёмного, почти чёрного металла, с короткими рукавами. Под ней виднелся стёганый поддоспешник из потертой, когда-то крашеной в охру ткани. На голове – простой железный шлем с наносником, без всяких украшений. В правой руке он держал длинный, тяжелый меч, опущенный остриём к земле. Но не оружие заставило кровь стынуть в жилах Сечимира.
Лицо воина было землистым, осунувшимся, кожа на скулах натянута так, что проступали кости. А глаза… Глаза были пусты. В них не было ни жизни, ни мысли, ни гнева, ни страха. Лишь тусклое, потухшее стеклянное сияние, будто он смотрел не на юношу, а сквозь него, в какую-то иную, незримую даль.
