Катерина опаздывала наверняка. Пусть подождет, не переломится.
Бывший муж неделю пытается вытащить ее на «важный» разговор, но не
по Сеньке шапка. Это раньше Катя бежала по первому зову и в рот ему
заглядывала. Казалось, целую жизнь назад. Три года прошло с момента
их разрыва, когда она узнала, что Кравцов завел интрижку на работе
с блядского вида сотрудницей. У той прямо на лбу было написано:
«Даю глубоко! Табун мужиков подтвердит мои недюжинные
способности».
Катя, как знающая себе цену женщина, вышвырнула вещи Клима за
дверь и подала на развод. Кравцов пытался вымолить прощение,
говоря, что бес попутал и шлюхенция, это так, ничего не значащий
эпизод. Катюха знала, что губастая соска в подметки ей не годится.
К таким мужики в здравом уме не уходят от приличных жен. Синицына
была приличная, как скрипка для одного единственного музыканта, не
знавшая чужих рук. И ведь не постеснялся, струны оборвать,
сученок…
«Где эта сволочь?» — она медленно скользила взглядом по залу.
Некогда любимый ресторан никогда уже не будет таким, каким она
видела его в первый раз. Здесь Клим встал на одно колено,
протягивая кольцо в бархатной коробочке, и обещал любить вечно.
Обещалкин нашелся за столиком в дальнем углу. Не один. Приятного
вида озорная блондиночка, заливалась смехом, а бывший муж,
придвинувшись к ней впритык, что-то увлеченно рассказывал.
Катя выдохнула ноздрями, выпуская огонь негодования. Так вот
зачем он ее выманил! Чтобы показать свою новую бабу. Мерзавец! Он
должен был страдать от содеянного, из-за разрушенной семьи, за
слезы ее и боль. Сидеть под дверью с цветами в зубах и выбивать на
стене ее имя. А он? Нашел себе моложе и счастлив. Где эта гребаная
справедливость? Бумеранг? Кармическая отдача? Почему она, Синицына,
три года одна одинешенька, зализывает сердечные раны, воспитывает
Вероничку. Оправдывается перед дочерью каждый раз на вопрос:
«Почему она не может простить папу. Папа — хороший. Нужно простить
и вернуть все, как было».
— О! Привет! — поменялся в лице Клим, когда она опустилась на
стул и перекинула ремешок сумочки на спинку сидения. — Девочки,
знакомьтесь. Это Катя — моя бывшая жена и мать моей дочери, а
это…
«Уебище» — мысленно произнесла Синицына, рассматривая молодуху.
Обычная хлопковая белая футболка с принтом какого-то рокера на
груди. Рожа знакомая, но вспомнить его не получится сразу. Чистая
белая кожа. Большие карие глаза создают контраст с белыми
высветленными волосами, взбитыми будто неряшливо. На руках маникюр
черного цвета. «Блин, ей хоть восемнадцать есть?» — Катерина сжала
в руке столовый прибор, кажется вилку.
— Альбина, — пропела девка, и хлопнула длинными ламинированными
ресницами под «натуралку».
Сама Катя пожалела, что вырядилась в бежевое классическое
платье. Сейчас, сидя, она прямо ощущала, что ткань топорщится в
районе живота, который она пытается втянуть неосознанно. Еще пять
минут назад Синицына казалась себе неотразимой и стильной женщиной.
Чтобы локти кусал и понимал, что потерял, кобелина.
— Клим столько о вас рассказывал, — затараторила, с оживленной
мимикой на кукольном лице, при этом жестикулируя так быстро, что
можно окосеть, если следить за ее руками.
— И что же? — ее улыбка была похожа на оскал.
— Какая вы прекрасная, умная и целеустремленная. Сами всего
добились. Дочку чудесную Климу подарили, — Катя смотрела на ее
поганый рот, выдающий всю несусветную ересь.
Подняв вопросительно бровь, посмотрела на бывшего, у которого
непроницаемая рожа просит кирпича. В ее взгляде было очевидное:
«Что же ты такая падла, от прекрасной жены налево пошел?». Но
ответа на свой немой вопрос, конечно же, не нашла.
— Катен, я заказал твою любимую форель, — он обернулся в
сторону, откуда должен был появиться официант. Помнит, что она
любит, заботливый какой. И ведь сто раз просила, не называть ее
больше «Катеной»!
