Черепа и его команду на районе знали
все.
Точнее не так. Черепкова Анатолия
Вячеславович двадцати лет от роду, под два метра росту, далеко не
хрупкой комплекции и натурального бандитского виду по имени
отчеству знали единицы. А вот по звучному прозвищу и гремящей по
всем дворам репутации – вот тут да, тут его знали все. И весь
немаленький район с интеллигентным названием Академический, мягко
говоря, парня недолюбливал.
На что самому Черепу с друзьями было
глубоко и от всей души начхать. Ну плюют бабки в их сторону шелухой
от семечек, ну крестят периодически, от души молясь исключительно
матерными словечками, ну алкашня на них зуб точит местная, дворовая
интеллигенция косо поглядывает, продувая мелкотне в шахматы и
шашки…
Дальше-то чё? Всё равно их на большее
не хватало, а малышня от брутальных пацанов в коже, с цепями и
татухами тащилась, как удав по пачке дуста. И уважала, зная, что
если Череп кого-то за курением поймает, то уши-то открутит, как
нефиг делать. Младших обижать не даст, за попытку помучить животных
бездомных леща отвесит, а за распитие спиртного или наркоту какую
без зазрения совести сдаст в ментовку.
Тем более, что совесть у всей этой
компании отсутствовала как факт их биографии.
Так что да, Черепа и его команду
знали все. Всем районом искренне недоумевали, почему те ещё не
загремели в тюрьму или ещё куда-нибудь, с их-то образом жизни. И
то, что Череп, в общем-то, к уголовникам имел такое же отношение,
как Кобзон к советскому року, народ как-то ни капли не смущало.
Этим жарким июньским днём вся банда
зависала на заброшенной детской площадке. И нет, не для того что бы
водку пить и папиросы об качели тушить. По замыслу Черепа к
середине лета тут должна была образоваться спортивная площадка для
этих, рисковых. Чтобы не по гаражам скакали, чудики, а на
нормальных снарядах свои трюки отрабатывали. Паркурщики, прознав
про такую инициативу грозы района, были всеми частями тела за,
исправно таская доски, мешая бетон и показывая, где и что им
установить надо. А парни только шугали мелких, чтобы не хватались
за неподъёмные для них материалы, попутно обсуждая, чья очередь
пугать оборзевшую гопоту и когда очередной сходняк на концерт
группы «Rammstein», приезжавшей с гастрольным туром в столицу
необъятной нашей страны.
Сходить на их выступление было просто
таки святой обязанностью всей банды разом. И идя вечером с площадки
по знакомому до боли двору, парни обговаривали детали поездки,
когда Череп, слушавший их вполуха и кивавший в стратегически важных
местах, вдруг остановился, услышав чей-то плач. Нахмурился, почесал
наглухо бритую голову, украшенную татуировкой. И махнул друзьям,
что бы шли без него, сворачивая в сторону одной из пятиэтажек.
Кажется, именно оттуда он слышал эти
подозрительные звуки.
И точно. На скамье возле первого
подъезда, спрятавшись за разлапистым кустом ещё цветущей сирени,
сидела мелкая девчонка, зелёная ещё. Дай бог если шестнадцать лет
на вид имеется. В потрёпанных джинсах, светлой блузке и пиджачке,
рукавом которого она периодически вытирала нос, громко шмыгая.
Копна взъерошенных тёмных волос скрывала её лицо, но по валяющейся
рядом бейсболке ярко-красного цвета и рюкзачку, с плюшевым вороном,
болтавшимся на лямке, опознать плаксу удалось без труда.
- Мирка, ты чего? – присев перед
девчонкой на корточки, Череп дёрнул её за прядь волос, привлекая
внимания. – Обидел что ли кто? Так ты пальцем ткни, мы ему живо
ласты с граблями местами поменяем. Или мать опять чудит? Может это…
Доку звякнуть? Что б на скорой в больничку уволокли, а?
Девушка только носом громче шмыгнула,
уткнувшись лицом в ладони. Рядом с ней, на скамейке, прижатые тем
самым рюкзачком, валялись какие-то бумажки, справки и новенькая
трудовая книжка, на имя Вороновой Мирославы Артёмовны, плюхнувшаяся
прямо под ноги ни чёрта лысого не понимающему парню.
