Карета, запряженная тройкой вороных коней, мчалась во весь опор,
громыхая массивными колесами по ухабистой лесной дороге. На
позолоченных дверцах кареты красовался фамильный герб графов
Никитиных – трехглавый дракон с коронами на головах и длинными
змеиными языками, сплетающимися в букву Н.
В карете находился граф Сергей Васильевич Никитин, жена его
Мария Петровна и младший сын пяти с половиной лет отроду. Женщина и
ребенок испуганно вжались в сидения, граф же наоборот замер в
неестественной позе, словно каменное изваяние, устремив застывший
взгляд на бархатную обшивку кареты.
– Сережа… Они нас догонят, нам не удастся скрыться, слышишь?!
Нужно остановиться и бежать в лес! – умоляла графиня мужа, с силой
прижимая к себе младшего сына.
Мужчина посмотрел на мальчика, а затем перевел взгляд на жену,
на ее заметно округлившийся живот, спрятанный под зеленым шелком
роскошного платья.
Он сжал челюсти и нахмурил брови.
– Далеко мы с тобой, Маша, не убежим. Попытаемся договориться и
отдать золото. Скорей всего это то, что им нужно. А сына мы
спрячем! Петруша, тормози! – крикнул он в окошко. – Тормози, я
сказал!!
– Тпруууууу!
Карета резко остановилась. Женщина и дети в недоумении смотрели
на графа. Но он уже принял решение.
– Григорий! – Мужчина посмотрел на сына. – Ты уже достаточно
взрослый, чтобы все понимать и позаботиться о себе. Ты должен
бежать прямо сейчас и спрятаться в лесу! Ты меня слышишь?
Мальчик испуганно посмотрел на отца и отрицательно покачал
головой.
Графиня поддержала мужа и, хотя глаза ее были полны слез, она
твердо сказала:
– Гриша, так надо! Не возвращайтесь сюда, что бы ни случилось! –
Она сняла с шеи крестик и сунула мальчику в руки. – Ну же! Беги! –
Заколебалась, привлекла к себе. – Нет, погоди! – Осыпала сына
поцелуями, перекрестила. – Да хранит тебя Бог…
Вдалеке послышалось ржание лошадей и конский топот, земля
загудела, затряслась. Преследователи неумолимо приближались. Граф
вытащил из-за пазухи сверток и протянул старшему сыну.
– Спрячь эти бумаги, и береги их, сын! Береги, как зеницу
ока!
Он поцеловал мальчика в лоб и вытолкнул из кареты. Гриша
заплакал, протянул руки к рыдающей матери, но потом что есть мочи
побежал вглубь леса, где мощные ели своими увесистыми мохнатыми
лапами сразу укрыли его от посторонних глаз.
Мальчик притаился в дупле, у корней старой, почти высохшей ели;
он прикрыл вход хвойными ветками и закрыл уши ладонями, чтобы не
слышать душераздирающих криков, доносящихся издалека. Зажмурился и
стиснул зубы, втянул голову в плечи и молился о том, чтобы все это
поскорее закончилось. Ему казалось, что еще немного, и он проснется
после ночного кошмара. Хотя он и был совсем юн, но понимал, что
там, на лесной дороге, происходит нечто ужасное, что-то такое, что
изменит их обычную жизнь навсегда. Ему стало страшно, мальчик с
трудом сдерживался, чтобы не закричать, не забиться в истерике.
Послышалось несколько выстрелов, и птицы испуганно вспорхнули с
деревьев. Еще какое-то время доносились голоса, жуткий хохот. Затем
раздался топот копыт, но, к счастью, этот звук удалялся и вскоре
стих окончательно. Стало тихо, и эта мертвая тишина показалась
Григорию еще более зловещей и пугающей. В ушах шумело, сердце
билось так сильно, что стало трудно дышать. Его не искали, страшные
люди уехали. Теперь можно выйти из укрытия и вернуться туда, где он
оставил родителей.
Гриша обнял себя за плечи и тихо сказал:
– Ма…Вот видишь я хорошо спрятался, и плохие люди меня не нашли.
Я хочу выйти… я хочу к тебе, ма. Где ты? Я больше не могу ждать… я
выхожу.
Подождав еще немного, Гриша крадучись вышел к дороге и выглянул
из-за дерева. Карета стояла на том же месте, где он ее оставил.
Кучер склонил голову на грудь, казалось, он спит. Мальчик выбежал
из укрытия и радостно крикнул:
