Глава 1. Реальность мифов
Дождь в Петербурге был не просто водой. Он был памятью. Каждая капля, падающая на отполированный гранит набережной, несла в себе отголосок иного времени – эпохи, когда город носил другое имя и был не северной столицей, а Храмом-Приемником.
Археолог Лев Орлов, отстраненный от официальной науки за его «бредовые» теории об энергетических сетях древних, стоял под карнизом Казанского собора, глядя на его крест. Он не видел в нем религиозного символа. Он видел заземленный молниеприемник, вершину колоссального механизма, чье истинное назначение было давно забыто.
Его навязчивая идея была проста: мир уже переживал Апокалипсис. Не библейский, а техногенный. Та самая «ядерная зима», следы которой не могут найти в геологических пластах, потому что оружие Предтеч было иным – оно не расщепляло атом, а рва́ло саму ткань пространства, оставляя после не радиацию, а тишину. Тишину в эфире, в которой невозможно было услышать голоса звезд.
Их цивилизация погибла, но не целиком. Островки знаний уцелели в виде мифов, в форме сооружений, которые новые люди – мы – считали своими. Пирамиды Гизы, подземные города Каппадокии, строгие линии Петербурга – все это было деталями единой машины, «геоманта», предназначенной не для жизни, а для выживания. Для перезагрузки.
Лев нашел ключ. Не метафорический, а самый что ни на есть физический – черный, отполированный до зеркального блеска камень, найденный в замурованном склепе под Смольным собором. Камень, который был не камнем, а интерфейсом.
В ту ночь, когда над городом разыгралась особенно ярая гроза, Лев поднялся на колоннаду Исаакиевского собора. Его не смущали предупреждения о молниях. Он этого и ждал.
– Они думали, что молния – это гнев Божий, – прошептал он, вставляя черный камень в едва заметное углубление в основании креста, которое он отыскал годами вычислений. – Но это был гнев планеты. Или, может, ее милость. Энергия для перезагрузки.
Небо разорвалось. Ослепительный разряд ударил прямо в крест, но вместо грохота и разрушения возникла тишина. Энергия, которую должны были поглотить современные громоотводы, потекла по древним, забытым путям – по медным жилам, проложенным в стенах еще при строительстве, по гранитным блокам, служившим не просто фундаментом, а проводниками.
Крест засиял не огнем, а холодным, голубоватым светом. От него в небо устремился луч, не рассеивающийся в тучах, а пронзающий их, устремленный к одной точке – к Поясу Ориона.
И тогда Лев *увидел*. Не глазами, а разумом.
Он увидел не Петербург, а Атлантополь. Те же проспекты, но не для карет, а для тихо скользящих платформ, питаемых энергией, которую черпали из ионосферы через тысячи таких шпилей. Он увидел пирамиды – не гробницы, а стабилизаторы, гасящие тектонический стресс и транслирующие энергию по всей планете. Он увидел их гордость и их рок – оружие, которое должно было защитить, но разорвало мир на части, погрузив его в тишину и мрак на тысячелетия.
И он увидел *их* – Предтеч. Они не были богами или пришельцами. Это были люди. Такие же, как он. Их гений обернулся против них. Планетарная энергетическая сеть, созданная для жизни, в один миг стала орудием самоубийства.
Молния отступила. Свет погас. Лев стоял, прислонившись к холодному камню, его разум был переполнен знанием. Он понял все.
Пирамиды и соборы – не наследие. Это **инструкция**. Предупреждение и руководство по эксплуатации планеты.
Технологии не унаследовались, потому что выжившим было не до того. Они скатились в варварство, а потом медленно возрождались, принимая технологические артефакты прошлого за священные символы. Крест стал крестом. Пирамида – гробницей. А знание о том, как все работает, стало ересью.
