– Фрэнки, Фрэнки… Франcуаза. Ты
снова подвела саму себя.
– Да.
– Стыдно?
– Знаете, Иосиф Иларионович, у меня
голова до сих пор болит, поэтому даже стыда нет. – Я поморщилась и
поудобнее улеглась в терапевтическом гамаке, подвешенном в кабинете
семейного психолога. Иосиф Столетов – так звали этого тирана... то
есть, титана мысли. Ему исполнилось восемьдесят три года, и он
лечил мозги еще моему отцу, когда тот был склонным к паранойе
мальчиком.
Иосифа, которого мы с младшим братом
ласково прозвали «Сталин», я боялась. Во-первых, отец так и остался
параноиком, а к этому добавилось человеконенавистничество.
Во-вторых, Иосиф часто использовал неодобренные наукой методы, он
их сам изобретал. Любил поиздеваться над людьми. Назвать меня
Франсуазой была его идея. Франсуаза Константиновна Уварова, для
друзей – Фрэнки. Кто запомнит полное имя с первого раза – тому
конфетка.
Кстати, именно Иосиф крестил меня и
моего брата. Настоящий спрут, а не человек. Он был для папы вроде
оракула, как Распутин.
К психологу родители не отправляли
меня вот уже полгода, но я снова вляпалась по самое не хочу, когда
с просьбой обратился мой преподаватель, глава Фонда помощи
писателям, потерявшим вдохновение. Он попросил организовать
литературный вечер на папиной яхте – и депрессивные писатели едва
не потопили ее, как «Титаник», устроив дебош и избив капитана.
Ошалев и утеряв бдительность, тот случайно направил яхту прямо в
грузовую баржу, накануне севшую на мель под Строгинским мостом.
Отец запрещал приглашать на яхту
гостей из благотворительных фондов, но… я не умела говорить «нет»
людям, которые обращались за помощью. Я считала это своим
достоинством, однако родители и Сталин уверены, что моя доброта –
это обычный комплекс вины перед миром за семейное богатство. По их
мнению, я была «проклята избыточной добротой и бесхребетностью».
Это, кстати, официальная выдержка из диагноза, поставленного
Иосифом.
У отца, страдавшего приступами
неконтролируемой агрессии, диагноз звучал иначе. «Настоящий
мужчина» – так описал его Столетов. Он тридцать лет работал над
книгой, которую до сих пор не закончил, и любил зачитывать отрывки
во время сеансов.
«Настоящий мужчина должен вызывать
трепет и ужас. Уважение – это ерунда, недоразвитый страх, и
руководителю оно не нужно. Уважения требуют только слабаки,
неспособные контролировать эмоции других людей, не умеющие нажимать
в мозгах подчиненных «волшебные кнопки» и парализовать страхом, как
ядом…»
Термин «волшебные кнопки» навеки
пополнил мой словарный запас.
Яхту на выходных я предоставила
своему преподавателю исключительно потому, что отца не было в
городе и он не сумел вовремя поставить меня на место. Говорить
«нет» просителям я не умела из-за «бесхребетности», но с отцом дела
обстояли куда хуже. Ему я боялась противостоять, до зубной боли, до
мурашек и обморока.
Папу мы с братом нежно называли
Сатаной. Он был моим кукловодом и знал все мои слабые места – те
самые «волшебные кнопки», на которые любил нажимать, блокируя
сознание.
Отец часто так и обращался ко мне:
моя марионеточка.
Но при этом он повторял, что я не
безнадежна: у меня были кое-какой ум, красота и умение легко
втереться в доверие. Так что я оставалась единственной
претенденткой на семейный «трон».
И вот… яхта едва не пала смертью
храбрых прямо на Москве-реке. После грандиозного скандала, который
устроил папа, меня и направили к психологу.
Утро понедельника клонилось к обеду,
а я лежала в гамаке и ждала нотаций от Иосифа. Профессиональный
психолог не стал бы говорить клиенту гадости, но Сталин любил
высказаться.
– Фрэнки, ты ужасный человек.
Идиотка и тряпка. Как ты можешь просыпаться по утрам и смотреться в
зеркало без тошноты? Я ведь собирался на следующих выходных
устроить на яхте юбилей для матери, а теперь придется менять планы.
Ты хоть представляешь, во сколько твоему отцу влетит ремонт?!
