Рука была человеческая, но когти на ней – волчьи.
Мальчик недоумённо поднял глаза. Всё верно, тётя самая
обыкновенная: худая, сердитая и намного менее красивая, чем мама.
Но с когтями.
Ладонь нетерпеливо сжималась и разжималась, когти оставляли
царапины на тонкой, удивительно бледной для конца лета коже.
Маленькие порезы медленно аллели и так же неспешно бледнели,
зарастая прежде, чем начинали кровоточить.
Взрослые этого не замечали.
Мама смиренно ждала очереди, прижимая сына к крутому бедру и
сердечно улыбаясь коренастому харчевнику. Куда ей рассматривать
странную, лохматую, сверкающую глазами женщину?
Владелец заведения тоже не обращал внимания ни на когти, ни на
недовольство посетительницы, битый час объяснял, почему от его
хмельного наутро не болит голова, и разливать пиво не спешил:
– Это вот из самой Морусии привезли, - увлечённо рассказывал
рыжий хитроглазый мужичок, - оно погорчее будет, чем предыдущее. А
вон то, тёмное, мы сами ставили. Хорошее пиво, жаль не дозрело
пока...
- Давай хорошее, - согласилась обладательница странной руки.
- Дык это не всё! Ещё новьё привезли вчерась. Даже бочонок не
раскупорили. Вы б хоть пригубили!
- Благодарствую, уже напробовалась. Налей мне… хоть
какого-нибудь. Только поскорее.
- Э, нет, - возмутился собеседник, прищурившись, - так пиво не
выбирают. Ты мне скажи, красавица, тебе послаще али покислее?
Горькое-негорькое?
«Красавица» пнула стол и стала ещё неприятнее:
- Да плевала я в твоё пиво! Налей хоть чего и дело с концом! Всё
одно бурда дешёвая!
- Это-то моё пиво — бурда? Это у меня-то дешёвая?! - лицо у
мужика стало, что у дитёнка обиженного, глаза округлились,
выпучились. - Да ко мне с соседних деревень ходят! За десять...
нет, за двадцать вёрст! Лучшее пиво на весь Озёрный край! Бочками,
слышь, бочками закупают, рецепты выпрашивают!
Младен крепче ухватился за материнский подол (чтоб не так
страшно), изо всех сил зажмурился и отвернулся от спорящих. Но
получилось ещё хуже. Мирная беседа становилась громче и
напряжённее, и даже всегда спокойная неторопливая мама перестала
лучезарно улыбаться и переминалась с ноги на ногу. Мальчику
хотелось уйти, но родительница решила, что он проголодался, а
поесть надо именно здесь и именно сейчас «пока Светолик торгует», и
деваться было некуда.
- Фроська, ты чего буянишь?
Подошедший был высок и так же худ, как тётя с когтями. Но
казался куда добрее и приятнее. Он, к радости Младена, влез в самую
серёдку очереди и по-свойски обнял женщину за плечи:
- Далось тебе это пиво! Я бы лучше кваса выпил. Друже, плесни в
кувшин сухарного с мёдом. Только пены поменьше, а то знаю я вас! –
кивнул он рыжему знатоку хмеля.
Светолик, довольный, расплылся в улыбке:
- Обижаешь!
Подошедший мужчина, приметив полный любопытства взгляд,
повернулся к Младену, сдул со лба прядь серых, как у старика,
волос, и подмигнул. Мальчик тут же сделал вид, что не смотрит, но
исподтишка наблюдал, как гость придирчиво заглядывает в кувшин,
морщится, будто недовольный зверёк, и требует долить до краёв; как
харчевник возмущённо сопит, но всё-таки лезет к бочонку второй раз;
и как неприятная тётя с когтями перестаёт злиться и даже становится
чуть менее неприятной оттого, что её обняли.
Серому в Озёрном краю нравилось. Солнце не пекло, дожди быстро
проходили, хоть и начинались куда быстрее, людей мало, а места –
вдосталь. Ягоды да грибы, манящие упругими бочками из-под всякого
куста, кормили даже самых невдалых хозяев. А в бескрайних лесах,
засеянных мелкими и ровными, словно чаши, озерцами, обреталось
видимо-невидимо дичи. Чем не раздолье? Бегай себе, лови зайцев,
живи в удовольствие. Но Фроську тянуло к людям. А куда молодому
оборотню в деревню? Только детей пугать. Как вон того, что всё
косится из-за мамкиной юбки.
