Спроси я, какое ваше самое первое воспоминание, что вы ответили бы?
Мне было, наверное, четыре или пять. Я сидела, как воробушек, на стене у нашей калитки и ждала его. Пятка розовых уличных шлепанцев, которые были мне немного велики, ритмично стучала о стену. Мой взгляд был прикован к концу улицы – как будто, если я отвлекусь, он придет позже. Я не сводила глаз с поворота, хотя от восходящего солнца они уже начинали слезиться.
Спеша на работу, люди выходили из аккуратных домов с садиками, выстроившимися по обеим сторонам улицы, и иногда закрывали мне обзор. Тогда я хмурилась.
Долгие минуты проходили в ожидании, но вот он наконец появился в конце улицы, держа в руке маленький белый пакет. Я спрыгнула со стены, которая была вдвое выше меня, стукнулась коленками о землю, но не обратила внимания. Зашагала к нему, волоча штанины тонкой пижамы по земле. И, едва дойдя, тут же начала ворчать, полная нетерпения:
– Почему ты так задержался?
– Что я мог поделать, Сахра, сегодня они поздно включили печь.
Он заметил, что мой любопытный взгляд направлен не на его лицо, а на пакет, и с улыбкой вынул из него бумажную упаковку. Когда он достал оттуда содержимое, выражение моего лица развеселило его еще больше. С теплой улыбкой он протянул мне подарок.
– Ну, держи, мелкая.
Я взяла подношение обеими руками, крепко сжала пальцы, чтобы не уронить. Прежде чем откусить в первый раз, мне нравилось подносить лакомство к носу и вдыхать глубоко-глубоко – так, чтобы аромат наполнил все тело. Зажмурившись от сладкого запаха корицы, я услышала его смешок.
Я открыла глаза, нетерпеливо разорвала круассан в форме полумесяца [2] надвое и протянула одну половину ему. Мы сели на тротуар у наших домов.
– Никто на свете не любит круассаны так же сильно, как ты, – заметил он, наблюдая, как жадно я лопаю тесто.
Он смотрел на меня, а лучи солнца, падавшие ему на лицо, придавали глазам светло-зеленый оттенок. Он улыбнулся, продемонстрировав неполный набор зубов, и протянул мне свою половину круассана. Я без колебаний впилась в нее зубами, от чего его улыбка сделалась еще шире.
– В следующий раз, когда захочешь круассан, скажи мне перед сном. Не надо с утра пораньше швырять камешки в мое окно.
Дожевывая последний кусочек, я откинула волосы, упавшие на лицо, и кивнула. Тишину улицы нарушало щебетание просыпающихся птиц. Когда он встал, черный шлепанец соскользнул у него с ноги – он, должно быть, второпях надел папины. Он поправил пояс пижамных штанов и велел мне идти домой.
Я встала, когда он направился к калитке соседнего двора. И заявила:
– А я каждый день хочу, чтобы ты покупал мне круассан.
Мой тонкий голосок не сильно отличался от щебета птички.
Он улыбнулся и ответил:
– Хорошо, буду покупать.
Его зеленые глаза смотрели на меня. Я нетерпеливо добавила:
– Но ты будешь покупать их мне каждый день! Вечно. Понял?
Его улыбка стала шире. Я снова поглядела на щербину на месте недостающего зуба. В то время я сама с нетерпением ждала, когда же молочные зубы начнут выпадать и у меня.
– Вечно?
Не задумываясь, я с ухмылкой кивнула:
– Да. Потому что я очень их люблю.
Слово «очень» я произнесла протяжно, раскинув руки в стороны, чтобы показать всю силу своей любви. Но он закатил глаза, будто я сморозила глупость:
