1996 год, октябрь.
Где-то на просторах Российской Федерации.
Стук кулаков о лапы отдавался глухо, но точно.
– Держи темп, держи! – сказал я, и ученик снова ударил – двойка, уклон, апперкот.
Он сбился на дыхании, опустил руки и в этот момент я «сунул» ему прямой прямо между перчатками.
– Я пощадил, а соперник в бою не пощадит, – пояснил я, пока Славик растирал ушибленный нос.
– Извините…
– За «извините» бьют чаще, – бросил я и взъерошил ему волосы на голове. – Продолжай.
Он снова начал отрабатывать комбинацию. Но теперь на отходе плотно прижимал руки к подбородку.
Мы повторили комбинацию еще несколько раз, пока меня не удовлетворил результат. А потом… в дверь зала отчаянно застучали. Я обернулся.
– Все, отдыхай, Славик, – бросил я. – К бою ты готов.
Я снял перчатки, бросил на настил и слез с ринга. Черт возьми, кого принесло в такое время?
Света, моя названная сестра, стояла на пороге боксерского зала.
– Слава богу, что ты здесь! Он меня точно убьет! – сказала она, едва я успел открыть дверь.
Живот уже заметный, подмышкой ребенок, в другой руке чемодан на колесиках, собранный наспех – даже молния не до конца застегнута. Пальто запахнуто криво, но синяки все равно видно.
Все еще жена Виктора Козлова.
Но уже не его женщина.
– Если Виктор узнает, что я ушла… – голос дрожал. – Он сожжет все. Меня, дом, детей…
Света осеклась. Глаза наполнились слезами, она с трудом сдерживалась.
– Саш… Витька Козлов продает отраву тем же, кем мы сами были. В наш детдом, Саш. В наш!
Она ждала моей реакции. Не получила. Я знал о «делах» Вити. Но надеялся, что хотя бы туда он не полезет.
Посмотрел на ребенка. Девочка держала в руке плюшевого мишку. Мордочка у игрушки грязная, будто ее катали по полу. Малышка смотрела на меня сердито, настороженно. Дочь Козлова – Линда. Я достал леденец, сунул ей. Она взяла и замерла, словно ждала, что за это получит по рукам.
– Скажи, что это неправда? – прошептала Света, в ее глазах тлел последний уголек веры.
– Заходи, – сказал я. Это все, что ей сейчас было нужно услышать.
Сегодня я задержался в зале, чтобы подготовить своего ученика к бою. У Славика завтра было важное выступление на кмс. А сегодня… сегодня пацан все понял без слов. Нырнул в раздевалку за сумкой и вышел из зала. Мужик растет. Своими учениками я горжусь!
– Чай? – предложил я Свете.
Светка кивнула, шмыгнула носом.
– Без сахара, пожалуйста, – сказала она так тихо, будто ждала, что Козлов вылезет из сахарницы.
Я понимал, что у нее внутри все горит… Витька. Наш Витька… бывший брат, нынешний моральный урод.
Когда-то мы втроем стояли под дождем на линейке, ели хлеб с маргарином. Втроем ушли из приюта «четверки» – сбежали в новую жизнь. Светка тогда утащила библиотечную «Золотую рыбку», Витька старенькую гитару, а я взял боксерские перчатки из зала. Мы поклялись, что вместе выбьемся в люди и, чтобы не произошло, за друг друга будем стоять до самого конца.
Я поставил чайник, сыпанул в кружку чай.
Вспомнилось, как Витя потом два года пел под гитару песни Цоя. Он тогда грезил о сцене, мечтал стать бардом.
Потом наши пути разошлись. У них со Светкой всегда была какая-то совершенно безумная любовь – с песнями под окнами, записками на уроках, с поцелуями в подвале, как в дурацких сериалах. Она верила, что Витька станет артистом, а мне они вдвоем втолковывали, что бокс – для хулиганов и бандитов.
Только что-то пошло не так. Свадьба, Антонов с «Летящей походкой» из колонок теплохода, запах цветов… А потом поножовщина. Витя приревновал Светку к какому-то парню, схватился за нож, ударил… и тот не встал.
Витька сел. А я остался и присматривал за Светкой. Но потом настали девяностые, и когда Витька вышел… он уже не пел. Козлов потянулся в криминал, полез в «делишки». Звал меня с собой «держать район»… наверное, надо было тогда все пресекать и не дать Светке выйти за него замуж. Но повторю, любовь у них была безумной. Да и в Витю я тогда все еще верил.
