— У меня большие, несусветные проблемы, — это было первым, что я
услышал, когда проснулся.
Уснул я ближе к утру и сейчас, судя по всему, была уже вторая
половина дня. Но я не жаловался. Меня определенно все устраивало,
если не брать в расчет голос Макса. И что же его заставило
потревожить мой священный сон? Он не самый глупый парень, во всяком
случае таким был, когда я засыпал, и прекрасно знал, что я терпеть
не могу, когда меня будят. Особенно, если этот подъем происходит
ранним утром субботы. Точнее в обед, но не суть.
— Срочно. Пожарная тревога, Синица! — кричал он, срывая с меня
тонкое одеяло. Почему я вообще укрылся, если в комнате духота
смертная? Теперь нужно будет пойти в душ, чтобы освежиться, прийти
в себя и смыть это противное и липкое ощущение с тела.
— Что такое? — пробормотал я, пытаясь удержать одеяло и не
проснуться окончательно. Надо признать, получалось у меня это так
себе.
— Серый, если ты сейчас же не поднимешь свой зад, то я за себя
не ручаюсь, — он резко отпустил одеяло, я лишь перевернулся на
другой бок и попытался уснуть.
Кровать была противно теплой, но это намного лучше, чем
проснуться. Я слышал лишь топот босых ног по полу, а после поток
ледяной воды, который вылили на меня. Честно, не ожидал! Резко
поднялся и закрыл глаза, от столь непривычного подъема закружилась
голова. Волосы были мокрыми, капли воды, стекавшие по плечам и
спине, противно щекотали кожу. Не самое приятное ощущение. Но они
охлаждали меня, хоть становилось не так жарко.
— Твою ж налево! — прокричал я. — Чего тебе? — встряхнув
головой, спросил я, открыв один глаз. — Я, если ты слепой,
спал.
— Я, если ты глухой, уже успел выслушать от отца за то, что ты,
Синица, поцарапал машину. Мою машину, которую отец мне купил, —
упираясь руками в бока, ответил Макс.
Надо признать выглядел он сейчас лучше меня. Судя по всему он
проснулся давно, был прилично одет и выглядел опрятно — да, он
определенно встречался со своим папашей, а с ним в другом виде и
встречаться стыдновато. Сам то Рудской старший вечно с иголочки.
Они говорили о том, что я вчера сделал с этой черной ласточкой —
машинкой Рудского. Черт. От этой мысли я окончательно
проснулся.
Вчера вечером мы с ребятами отмечали успешное закрытие сессии.
Самой сложной и выматывающей. Мы не спали целый семестр, отвечали
почти на каждой паре, чтобы получить автоматы и где-то нам это
удалось. Но вот с некоторыми личностями пришлось попотеть. И вот
вчера, когда мы сдали последний экзамен и закрыли сессию без единой
тройки, то решили немного погулять, покутить, выпустить пар... И,
кажется, перегуляли. Я не помнил, как мы вернулись домой. Знал лишь
то, что сразу же завалился спать и, как же я рад, что сделал я это
один.
— Прости, — виновато пробормотал я, — и что он с тобой сделает?
— поднимаясь с кровати, я бросил взгляд на друга, в руке у него был
пустой стакан и больше ничего, но все же решил держаться от него
подальше. Мало ли что.
Отец Макса, надо дать ему должное, был человеком с характером. С
суровым и жестким характером. За все время знакомства с главой
семейства Рудских, я не видел, чтобы тот улыбался. От слова совсем.
Он мог хмуриться, ворчать, ухмыляться и все. На этом возможности
его мимики и чувств заканчивались. Но он всегда выглядел так, будто
только покинул пост премьер министра и сейчас баллотировался на
пост как минимум президента нашей страны — всегда черный костюм,
белая выглаженная рубашка и темный галстук с запонкой с миниатюрной
буковкой «Р». Родитель Макса был начальником какого-то там отдела в
строительной фирме и, естественно, денежки в семье были, но вот за
каждую копейку дядь Паша был готов глотку перегрызть. Или мне так
казалось.
