Струйка крови лениво стекала с головы на бровь, от нее - к щеке,
потом к подбородку, шее, оставляя красный след на теле. Правый глаз
терял видимость из-за кровавого потока, да и рана, явно, доставляла
дискомфорт. Белая рубашка Brioni окрашивалась в красное, придавая
мужчине вид воина.
Но по саркастически поднятой брови и играющим скулам, можно было
угадать, что ситуация его забавляет. Максимум, раздражает, но не
более того.
Я уронила биту себе под ноги, от страха, что он сделает со мной за
это. Когда я наносила удар, вкладывая всю свою силу, достаточно
замахиваясь, предполагала, что он вырубится, или хотя бы будет
дезориентирован, но он всего лишь был раздражен и смотрел с
любопытством, как на маленькую мышку. Ему было интересно, что я
предприму далее.
И это меня раздражало. У него не было слабых мест, ни одного. Я
вдыхала, прокручивая варианты, что я могла бы сделать. Поднять
биту, попробовать еще раз, нет. Он не почувствовал этот удар,
второго он не даст даже нанести.
- Мони-иша. - протянул мой тюремщик хриплым властным голосом. Он
никогда не говорил громко, в его присутствии люди замолкали и
прислушивались, пресмыкались и умоляли. - Не беси меня.
Он стал закатывать рукава, неторопливо, показывая татуировки и
мышцы, которые были скрыты тканью. На его руках были сбиты
костяшки, следы были не сегодняшние, но достаточно свежие. Мне
стало страшно, что он ударит.
Я стала пятиться назад, спотыкаясь, пытаясь найти опору в любом
предмете мебели на своем пути, пока не уперлась в стену. Я
задыхалась от страха, сковавшего, потому что надвигающийся на меня
человек был выше меня на две — три головы, может больше, у меня был
плохой глазомер. И он был шире в два раза, весил далеко за сто
килограмм - и одни мышцы.
Он подошел вплотную, прикасаясь к каждой клеточке моего тела; так,
что его кровь оказалась на мне. Я не могла дернуться, потому что
мои ноги оказались зажаты меж его, а от любой возни приходилось бы
прижиматься к нему еще сильнее. Его стояк, итак, упирался мне в
живот, прижимая к стене, от чего было невыносимо жарко, несмотря на
то, что я была только в его рубашке.
Он с легкостью развернул меня к себе спиной, подтащил к креслу, и
сев, закинул к себе на колени, попой к верху. Подняв рубашку и
оголяя ягодицы, он сначала почти нежно погладил мою кожу, которая
тут же покрылась мурашками. Я старалась дрыгаться, извиваться,
дергаться в попытках вырваться, заранее зная, что все мои усилия
для него ничтожны. Не удержавшись, я впилась зубами в его колено,
чувствуя привкус ткани его брюк. В ответ на мои действия он
шлепнул, достаточно сильно, без намека на игривость.
Я взвизгнула и перестала брыкаться. Его рука продолжила опускаться
на мою попу, выдерживая силу удара. Ягодицы горели. Меня переполнял
букет эмоций: стыд, унижение, гнев.
Когда он перестал, я заплакала в голос. Он мог распоряжаться моим
телом и жизнью, как ему хотелось, приказывая и ломая меня. Он вел
себя царем этого мира, не выказывая эмоций ни к чему земному.
Бесчувственная скала мышц.
- Ты будешь еще убегать?
- Да.- сквозь слезы, крикнула я. - Ещё и ещё буду! Я лучше
сдохну!
В ответ на мои убеждения, он просто рассмеялся, гортанно, опуская
пальцы к моим складкам, прикасаясь к клитору, надавливая на него. Я
дернулась и притихла, не хотела, чтобы он трогал меня там.
- О, малышка, если ты и умрешь, то только от очередного
оргазма.
И я закусила губу, ненавидя свое тело, которое растекалось перед
ним лужицей, отзывалось на каждое прикосновение и содрогалось под
ним. Даже когда я представляла трупы и разбросанные конечности, ему
удавалось заставлять меня стонать и сжиматься, вытесняя все мысли,
возвращая к нему. Я ненавидела себя за это.
