Прислонившись щекой к прохладному
окну, я тряслась в дребезжащем вагоне электрички. Из тамбура
доносился запах сигарет: какие-то придурки курили прямо в вагоне,
наплевав на запрет. Цыгане сновали туда-сюда, продавали цветастые
тряпки, похожие на платья. Где-то отчаянно плакал ребенок. В самом
конце вагона парень наигрывал что-то на гитаре. Прислушавшись, я
узнала Звезду Цоя. Ох. Две подружки на сиденье напротив меня
обсуждали свой «улов» после пятничных танцев.
Стоически подавив зевок, я вздохнула
и завела за ухо прядь волос, выбившуюся из растрепанного пучка на
затылке. Я вот не была вчера ни на каких танцах, но голова болела
так, будто и впрямь гуляла всю ночь. Проклятый недосып и
переутомление.
Шел дождь, и капли воды стекали по
мутному грязному стеклу. Я поежилась. От станции до закрытого
поселка мне идти пешком еще километра полтора, это если срезать
через лес по тропинке, которая наверняка уже размокла. А если по
прямой, по асфальту – то выйдет час ходьбы, не меньше. Кажется,
придется мне заляпать лесной грязью мои единственные осенние
ботинки. Я должна быть в доме к трем, и опаздывать нельзя. Хорошо,
что униформу и обувь обещали выдать на месте. Не придется думать,
что делать с одеждой после прогулки под дождем по густому лесу.
В противоположном конце вагона
женщина принялась громко отчитывать непослушного сына, и ее
пронзительный, высокий голос раскаленным сверлом забрался мне в
правый висок. Я вновь зажмурилась и приказала себе дышать на счет.
Только бы не мигрень! Мне нужна эта подработка и нужны деньги, и за
меня поручилась мама, в конце концов!
Пожалуй, сейчас я бы с удовольствием
прошлась и под дождем, каким бы сильным он ни был. Все лучше, чем
слышать дребезжание старых колес, противный голос женщины, и нюхать
вонь из тамбура, где запах дешевых сигарет смешался с неповторимым
ароматом пригородного поезда, который, возможно, застал еще
Сталина. Вся эта какофония жутко раздражала и давила на больную
голову.
- Следующая станция –
Звенигород!
Я едва не подпрыгнула от радости.
Мой путь длиною вечность почти закончен! Чтобы добраться до
Звенигорода, я проехала практически из одного конца Москвы до
другого, сменив несколько видов транспорта, пока не оказалась в
электричке, в которой провела еще час.
Оглушительно проскрежетав
напоследок, поезд остановился на станции Звенигород, и я выскочила
из вагона вместе с половиной попутчиков. Более прозорливые тут же
раскрыли зонтики, прячась от дождя. Менее предусмотрительным, и мне
среди них, пришлось довольствоваться капюшонами, сумками, пакетами,
платками.
Поежившись и застегнув на куртке
молнию аж до подбородка, я заспешила. Я вышла из старого, облезлого
здания вокзала и свернула в сторону леса. Из проливного дождь
превратился в моросящий, и это хороший знак. Небольшая, но все же
удача. Может, не промокну слишком сильно. Не хотелось бы добраться
до особняка в закрытом поселке с видом побитой, уличной собаки,
выброшенной на улицу нерадивым хозяином в ненастную погоду.
Моя мать работала в особняке уже три
года и не жаловалась. Но это не показатель. Едва ли женщина,
пережившая смерть мужа в Афгане, перестройку, развал Союза,
Октябрьский путч и «черный вторник» могла бы пожаловаться, если бы
кто-то косо на нее посмотрел или сказал что-то неприятное. Матерью
своей я восхищалась, сколько себя помнила. До развала Союза мама
работала в школе учительницей математики у старших классов, а
теперь вот работает в доме бывшего бандита. По крайней мере, так
про него говорили, в чем я сильно сомневалась. Бывших бандитов не
бывает.
В лесу пахло свежестью и мокрой
осенней листвой, и я с наслаждением прикрыла глаза, втягивая
чистый, прохладный воздух. В Москве такого не было даже в огромных
парках! Под ногами шуршали разноцветные листья: клен уже опал, а
вот остальные не торопились, и их все еще пушистые макушки надежно
укрывали меня от дождя. Посмотрев на часы, я прибавила шаг.
Кажется, слишком замечталась и совсем забыла о времени!
