Медвежий брод

Это чувство сильнее любого медведя

И выше подъемного крана,

А все остальное – пыль и болотная тина.

Сплин «Скоро будет солнечно» [1]

Серия «Магистраль. Главный тренд»

Внутренние иллюстрации Евгении Лукомской

© Атарова А.М., текст, 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Приветствую, дорогие читатели! Прежде чем вы начнете читать эту книгу, я хотела бы дать вам немного контекста для понимания.

Большая часть действия книги вращается вокруг медвежьего культа (это даже не спойлер, поскольку об этом говорится в аннотации). Медвежий культ – один из самых древних на Руси. Славяне издавна верили в магическую силу медведя. Даже одна из ипостасей самого древнего бога славянского пантеона – Велеса, «скотьего бога» и противника Перуна, – это медведь. Велес считается богом трех миров (Прави, Яви, Нави) и представляет собой сильную сущность, свободно перемещающуюся между ними, почитаемую как покровитель мудрости и магии. Потому и медведь имеет сильную связь с магией.

Медведь почитался как хранитель леса, у некоторых народов – даже как прародитель, великий предок. Само слово «медведь» – эвфемизм, потому что название этого великого зверя было табуированным. Назвать медведя по имени – значит призвать его к себе.

У некоторых славян существовал медвежий праздник – обширный комплекс обрядов и ритуалов от охоты на медведя до его ритуального приготовления, «приглашения в дом». Повсеместно среди охотников, идущих на медведя, была традиция: убив медведя, извиниться перед ним, переложив вину на «русское ружье», чтобы зверь не обозлился и не навредил охотникам. Никогда охотник не скажет, что он убил медведя – зверь сам сдался.

Итак, медведь – почти священный зверь, опасный, но при этом способный оградить от колдовства, сглаза, порчи и всевозможных несчастий.

Дребезжали стекла, сиденья, крыша; дрожали даже щеки. Казалось, что вся реальность болтается и подпрыгивает на песчаных кочках проселочной дороги. Федя прижимал к себе чемодан, чувствуя, как содрогаются очки и сердце, а Нина смотрела в окно, крепко обнимая живот, будто это могло удержать его от дрожи. «Буханка» мчалась по узкой дороге, словно за ней кто-то гнался, хотя ни спереди, ни сзади никого не было. Водитель – загорелый высохший мужчина с обветрившимся на солнце лицом, щербинкой между передними желтыми зубами и сигаретой за ухом – крутил баранку, петляя между лужами.

– Не тошнит? – спросил Федя.

Нина осторожно помотала головой, боясь выплеснуть наружу что-то лишнее. Она лишь крепче сжала зубы и руки. Автобус подпрыгнул, и лицо Нины побледнело еще больше.

– Я с ним сейчас поговорю, – решительно сказал Федя и наклонился, чтобы поставить чемодан на потертый бледно-желтый пол.

Автобус снова совершил залихватский скачок, и Федя ударился подбородком о поручень спереди.

Потирая ушибленное место, Федя поднялся и, будто пьяный, побрел по проходу вперед. Его шатало и болтало, и он тоже почувствовал тошноту. Федя наконец зацепился за поручень и навис над водителем. На лобовом стекле качались четки, и маленький распятый Иисус подмигивал с иконки при каждом толчке. На панели виднелось еще несколько приклеенных выцветших иконок, а передняя часть была обита леопардовой тканью. Из-под пенопласта с прорезами для монеток выглядывала ревущая пасть медведя.

– Вы не могли бы ехать чуть помедленнее? – вежливо спросил Федя.

– Чего? Громче говори! – крикнул водила, не оборачиваясь.

Из магнитолы лился прилипчивый шансон, колеса неслись по дороге.

Федя повысил голос:

– Я говорю, помедленнее можно ехать? У меня жена в положении.

– В положении? – Водитель явно не понял и обернулся.

Автобус, повторяя его движение, тоже вильнул вбок. Водитель тут же повернулся обратно и яростно крутанул руль, объезжая большую лужу. «Буханка» провалилась в нее задним колесом и подпрыгнула. Федю тряхнуло, и он обеспокоенно оглянулся на Нину.