Люси стояла перед панорамным окном своей «квартиры-студии», с видом на любимую столицу, так замысловато агентство недвижимости описывало эти 24 квадратных метра без перегородок. Она исправно за неё платила вот уже пять лет. Последние полгода, правда, выдались не ахти, были просрочки: заказов – раз-два и обчёлся, пришлось занимать у друзей и подцепить ещё пару кредитов в различных банках. Стало складываться впечатление, будто она начала собирать коллекцию «Как быстро утонуть в долгах».
Внизу неоном мерцал любимый город, который когда-то обещал славу и успех, а теперь просто напоминал: «Эй, подруга, оплати коммуналку, а то свет отрежут». Раньше вид из окна вызывал восторг. Сейчас же только усталость. В бликах стекла она видела отражение девушки с чертами, которые раньше работодатели называли очень «выразительными», а теперь просто «интересными». Что, в переводе с языка модельного бизнеса на человеческий язык означало: «модель не стандартного формата».
«Интересная», ярлык, который многие рекламные агентства, в последнее время, навешивали на неё, словно бирку на залежалый товар.
От природы ей досталось почти всё, что нужно для того, чтобы украшать обложки самых топовых глянцевых журналов: высокие скулы, огромные голубые глаза, густые брови, полные губы и кожа, которая, несмотря на городскую пыль и недосып, всегда выглядела ухоженной. Родинка у виска и улыбка с приподнятыми уголками губ делали лицо узнаваемым. Фигура – тонкая талия и плавные изгибы, очень нравилась мужчинам, и рекламщикам.
Но карьера упиралась в два непреодолимых «но»: рост всего метр пятьдесят два на босу ногу и возраст: почти «под тридцать». В модельном бизнесе это «пенсионерка с ипотекой». В шестнадцать её рост списывали на «юную хрупкость», в двадцать на «камерную фактуру».
За плечами целая жизнь, не только глянцевые обложки, но и опыт упорной, грязной и изнуряющей работы в индустрии модельного бизнеса, где красота это товар с коротким сроком годности. Всё сложнее и сложнее было оставаться в обойме. Раньше её харизма и уникальная внешность выручали, но теперь кастинги всё чаще заканчивались вежливыми отказами: «Люси, вы прекрасны, уникальны, интересны, но, к сожалению, не подходите под наш текущий концепт». «Концепт»…
«Концепт». Это слово стало её личным кошмаром. Оно означало либо нимфеток с пустым взглядом и ростом под метр восемьдесят, либо «зрелых женщин-ягодок» за пятьдесят с морщинами и биографией толще энциклопедии. А между ними была серая зона, где уже не «молодая модель», но ещё не «икона стиля». Ниша в библиотеке с забитыми книгами полками, которые в данный момент никому не интересны, «не формат».
Люси опустилась на диван, обхватив колени. Перед ее внутренним взором пронеслись картинки прошлого. Она взяла в руки альбом с распечатанными фотографиями, ее портфолио, образца пятилетней давности. Улыбающаяся девушка с сияющими глазами смотрела на неё с обложки Vogue. Это был пик карьеры, она легко собрала необходимую сумму для первого взноса и купила эту квартиру. Тогда казалось, что так будет всегда. Что двери открыты, и мир лежит у ее ног. На этой фотографии она смеялась, не зная, что через год этот бренд откажется от неё в пользу 17-летней длинноногой модели. Она смотрела на фото и терзала себя вопросами: Куда делся мой огонь в глазах? Где эта улыбающаяся девушка, которую хотели все? И сама же себе отвечала: Её вытеснила усталость. Постоянная, накопившаяся усталость от борьбы, от необходимости всегда быть «на высоте», от страха потерять форму, от осознания быстротечности времени.
Последние три месяца выдались особо скверными, заказов практически совсем не было. Вернее, нормальных рабочих предложений не было. А сомнительных и непристойных, от которых воротило, хватало с избытком. Телефон периодически оживал, и какой-нибудь «уважаемый» человек с репутацией предлагал «просто посидеть в спа-зоне особняка» или, цитата, «представить, что ты моя невольница из будущего». Люси вежливо, сквозь зубы, отказывала. Она давно вышла из того возраста, когда соглашаешься на любой кипиш, лишь бы платили. Глупости юности остались позади, а вместе с ними и та бесшабашная готовность терпеть ради призрачного будущего.
