К освещённым окнам ресторана то и
дело подкатывали всё новые и новые пролётки, выгружая из своего
чрева гостей — новых хозяйчиков жизни: пухлых, одетых в костюмы «по
последней парижской моде», почти у каждого под ручку
сногсшибательная подружка, строящая из себя эдакую женщину-вамп:
короткие стрижки с завитыми локончиками, длиннющее платье в «пол»,
шляпки с перьями, как у индейцев. На руках тонкие перчатки или
муфты, лицо спрятано за вуалью.
Дамы тщательно маскируют то, что по
причуде этих лет считают недостатками — тщательно перебинтовывают
груди, чтобы выглядеть плоскими, как доска. Странно, что кавалерам
это нравится.
Почти все курят, изящно отводя
полусогнутую нежную ручку с зажатым в ней длинным мундштуком,
стряхивая пепел в пепельницу. В разговорах упоминают модные журналы
и зарубежные выставки, то и дело в речи всплывает фамилия Веры
Мухиной — которую я знаю как создательницу скульптурного монумента
«Рабочий и колхозница». Но, оказывается, она ещё и законодательница
мод — обсуждают её эстрадное платье-бутон.
Хочешь не хочешь, за смену
наслушаешься всего и поневоле станешь вникать в такие вещи.
Кутят нэпмачи словно последний раз в
жизни, выбрасывают за ночь сумасшедшие суммы. Лакают доставленное
контрабандой из Одессы якобы французское шампанское, мажут на
хлебушек икру. Поднабравшись, заказывают ресторанному оркестрику
любимые песни, в тёмных уголках вынюхивают дорожки кокаина и
требуют, чтобы девчонки-танцовщицы исполнили на «бис» канкан.
Ни дать ни взять новые русские,
словно сошедшие из анекдотов девяностых. Только вместо «шестисотых
меринов» собственные конные экипажи, а роль малиновых пиджаков
играют смокинги, коверкотовые костюмчики и узенькие, по щиколотку,
брючки-оксфорды. Золотых цепей на шее нэпмачи не носят, зато
подружки щеголяют жемчужными брошками.
Пару раз чихнули моторы авто. На
огонёк пожаловала другая категория посетителей — зарождающаяся
партийная номенклатура: преимущественно мужчины средних лет,
которые ещё не успели забыть, что такое вонь окопов, штыковая
атака, солдатская гимнастёрка, галифе и ботинки с обмотками.
Костюмчики у этих «товарищей»
качеством похуже, материалец дрянной, пошив явно не по фигуре,
сидят как на корове седло.
Если кого-то вдруг «запалит»
начальство, с утра будет жёсткий разгон в партийной ячейке, выговор
и прочие меры, но запретный плод сладок, не все в силах избежать
искушения и потому летят сюда как мотыльки на огонёк. Иногда и
действительно «обжигают крылышки», и больше мы в ресторане этого
гостя не видим.
Я несколько раз прохожусь вдоль
столиков, заглядываю через специальные дырочки в отдельные
кабинеты. Прошёл месяц с лишним как меня сократили из губрозыска.
На бирже труда, куда я встал, как и полагается всем законопослушным
гражданам, мне подобрали только одну более-менее подходящую
должность — вышибалы в нэпманском кабаке.
Через какое-то время владелец
ресторана сообразил, что мой уровень куда выше и предложил
возглавить охрану всего увеселительного заведения.
Теперь в моём подчинении трое
крепких ребят, вместе с которыми мы поддерживаем порядок в кабаке:
следим, чтобы не было пьяных драк и разборок между посетителями,
ловим мелких воришек, не даём гостям приставать к танцовщицам,
отгоняем проституток, в общем, поддерживаем репутацию солидного
учреждения, где могут собираться деловые люди и обсуждать разного
рода сделки и операции.
Жалованье неплохое, работа простая и
понятная, но после «уголовки» положение «халдея» претит и бесит.
Пусть я забыл, что такое денежные проблемы и питаюсь не как раньше,
даже толстеть начал — всё равно, это не моё. Я — офицер, все эти
пляски вокруг клиентов — просто бред собачий...