Глава 1: Туман Души.
Мата сидела у окна маленького деревянного домика на окраине райцентра. Дом был старый, со стенами, пропитанными дымом от печки и временем, которое здесь будто застыло. Окно выходило прямо на пустынную дорогу, и каждый день оно становилось для неё экраном, на котором разворачивался один и тот же бесцветный фильм.
За стеклом тянулся туман – не лёгкий, серебристый, как в её детстве, когда казалось, что в нём прячутся сказки, а густой, вязкий, словно белая глина, медленно просачивается во все щели мира. Он лежал тяжёлыми слоями на крышах, стелился по земле, затягивал в себя деревья и столбы, так что всё вокруг казалось утопленным в мутной воде. Даже звуки в нём тонули: лай соседской собаки, редкий шум двигателя, голоса прохожих – всё звучало глухо, приглушённо, будто доходило издалека, из другого времени.
Она не видела в этом году привычной осенней красоты Алтая. Не было золотых лиственниц, превращающих горы в живые костры. Не было багряных склонов, которые в солнечные дни сияли так ярко, что больно было смотреть. Не было прозрачных холодных лучей, танцующих на изгибах рек. Вместо этого – только серость, холод и пустота. Туман словно отражал её саму: жизнь без красок, без тепла, без будущего.
Утро и вечер теперь ничем не отличались и Мата ловила себя на мысли, что перестала различать время суток. Всё слилось в один вязкий поток, как вода в болотной лужине, где нет ни начала, ни конца. С каждым днём она всё чаще чувствовала, что сама становится частью этой бесцветной картины.
В груди у неё давно поселилась пустота. Даже дыхание казалось чужим, ненужным. Она жила по инерции, не для себя и не ради чего-то, а лишь потому, что утро всё равно приходит за ночью, и туман всё равно ложится на горы.
На столе перед ней лежала папка с бумагами – её последнее дело. Ошибка, которая стоила ей службы. Всё произошло буднично и бессмысленно: задержание в райцентре, очередной пьяный дебошир с ножом. Никто толком не угрожал, но Мата выстрелила в воздух слишком рано, слишком резко, словно в ней прорвался накопившийся страх. Звук выстрела отразился от стен узкой улицы, прокатился эхом и напугал прохожих сильнее, чем сам пьяница.
Комиссия разбиралась недолго. Бумаги, протоколы, сухие формулировки. «Необоснованное применение оружия». Сухая, холодная строка, похожая на гвоздь, вбитый в крышку её карьеры. Никто не пострадал, но этого оказалось достаточно. Её отстранили «временно». Но именно это слово звучало хуже приговора. В нём не было обещания – только насмешка.Она ненавидела это слово. «Временно» – как будто её жизнь поставили на полку, запылили и забыли. Не «уволена», не «переведена», а именно «временно». Ни обещания, ни надежды. Пауза, которая тянулась, как затянувшийся вдох, от которого уже болели рёбра.
Мата ещё слышала в ушах отрывки комиссионных разговоров.
«Нервозность, склонность к преждевременным действиям…»
«Необоснованное применение оружия…»
«Надо отстранить для проверки психики…»
Они говорили так, словно она была вещью, неисправным механизмом, который надо почистить или вовсе списать.
Она возвращалась мыслями к другим дням службы. Как когда-то могла часами сидеть в засаде в промозглом подъезде, чувствуя, как холод вгрызается в кости, и ждать момента. Как принимала наркомана, у которого под курткой спрятан нож, и пальцы её сами сжимали рукоять пистолета. Тогда она не стреляла – слишком долго думала. Напарник потом сказал ей: «Ты мне чуть жизнь не стоила, если бы он прыгнул первым».
Тогда она винила себя за медлительность. Теперь – за поспешность. Казалось, сама судьба издевалась над ней, меняя местами её ошибки, но неизменно оставляя виновной.
