Кроссовки нещадно жали пальцы, и те
ныли, подвывая жалостной музыке моего живота. Опасаясь, что у меня
будут и мозоли, и голодный обморок, я потянулась за полотенцем,
чтобы дать уставшему телу хоть минутку отдыха, но зычный голос
тренера продолжал выдавать жесткие команды:
- Еще! Сильнее! Еще! Последний
раз!
Я ничуть не верила этим заманчивым
обещаниям, потому что тренировка длилась уже больше получаса, и
пусть я освоила пока не все тренажеры, но некоторые обманные приемы
тренера раскусила. Это вранье – насчет «последнего раза», а на
самом деле…
- Еще четыре! – крикнула тренер. – И
еще последний! И еще восемь!
Ну вот…
А на самом деле тренировка в разгаре,
и я умру на одном из тренажеров, так и не вернув себе прежние
худосочные формы. Спасибо булочкам и копченой колбасе, спасибо
газировке и пиву с рыбкой, спасибо шоколадному мороженому, спасибо
моему бывшему, расставание с которым я заедала целый месяц, а потом
так привыкла есть, что не заметила, как начала просто жрать.
И спасибо моему дню рождения, на
который мама подарила мне полугодовой абонемент в спортивный
клуб.
- Поздравляю! – осчастливила она меня
сегодня утром и вручила пластиковую карточку.
В общем-то, это был даже не намек, а
явный пинок. И когда самые близкие люди плюют на жалость к родному
человечку и перестают тюкать заверениями, что любят тебя в любом
облике, значит, ты довел не только себя, но и их.
Получив подарок, я изобразила улыбку
радости, не поленилась найти весы в шкафу, а когда встала на них…
чуть не упала в шоке. За два года, что мы с весами не виделись,
показания выросли на двадцать килограмм! Двадцать!
Я подкралась к зеркалу и впервые за
долгое время внимательно на себя посмотрела.
Это была я. И тем не менее далеко не
я.
Я по-прежнему воспринимала себя
молодой, в меру симпатичной и в меру стройной девушкой двадцати
пяти лет. А сейчас увидела молодую, в меру симпатичную женщину
неопределенного возраста и с весом в восемьдесят пять килограмм.
Причем, килограмм пять весили приобретенные мною щеки. Другие
вкладывали капиталы в недвижимость, в одежду и украшения, а я
вложила в сало собственного производства, которое теперь предстояло
вытапливать в шкварки.
Первым делом я отказалась от
завтрака, по иронии оказавшимся яичницей с салом, а потом отрыла в
своем безразмерном шкафу спортивную форму, кеды, захватила
абонемент и отпинала себя после работы в спортзал. Я даже
переоделась и мужественно взошла на эшафот, маскирующийся под
орбитрек. Моего палача, то есть моего тренера, звали Ольгой.
Улыбчивая такая, красивая, подтянутая… Она мило проводила меня в
пыточную и начала терзать за все съеденное мною. Это было больно,
потно и безнадежно.
- Еще! Даже если ты думаешь, что
больше не можешь, сделай еще один раз и только потом остановись! –
строго говорила она.
А я представляла, как вернусь домой,
где меня дожидается праздничный торт, и недоумевала: кто украл
моего улыбчивого тренера, заменив на этого подтянутого монстра?
- Еще! Не ленись! Не жалей себя! –
звучали новые приказы.
Улыбка к тренеру вернулась только
после экзекуции, через час.
Я сползла с последнего орудия пытки,
а мой тренер, счастливо растянув губы, сказала, что я слабачка, что
больше вряд ли вернусь в клуб, потому что сюда ходят только сильные
люди. Так же с улыбкой она со мной попрощалась, всем своим видом
показывая, что прощание навсегда, а я, даже не переодеваясь,
захватила с собой одежду, в которой пришла, и выползла на свет
Божий. Кое-как добрела до первой попавшейся лавочки, уже
предвкушая, как сяду и отдышусь, и пожалею себя, и подуюсь на
странного тренера, которая сделала все, чтобы я действительно не
вернулась. Но к моему великому раздражению, лавка была занята.