Космодром для «прыжков в нуль» простирался до самого горизонта. Строительство уникального объекта подходило к концу. Начальник строительства, Валентин Николаевич Быстров, в прошлом известный, как навигатор первого нулькорабля, стоял у его края, упираясь носками ботинок в податливо-вязкую и одновременно упругую боковую грань практически готовой стартовой площадки, которая согласно жестким требованиям проекта возвышалась над плато на полметра. Гордый собою, он взирал на воплощение гениальной человеческой мысли, автор которой сидел чуть поодаль, устроившись прямо на песке. Это был знаменитый физик Филипп Ветров, разработавший принципы «прыжка в нуль», политический лидер Вестерна и известнейший человек в Галактике. Крепко сложенный, среднего роста, бородатый, с выразительным лицом и живыми глазами, в отличие от друга он просто любовался тем, как над поверхностью космодрома дрожит разгоряченный воздух. Несмотря на сильную занятость, он оставил столицу, чтобы навестить друга, и нашел его в редкостном расположении духа. Начальник стройки сиял от счастья: уникальный объект, в который он вложил столько труда, уже через месяц начнет отправлять корабли в космос. Да и погода радовала! В этой безлюдной части единственного континента планеты уже три дня царил настоящий рай.
Ветров вдруг зажмурился, уголки его губ стали подрагивать от рвущегося наружу смеха.
– Дама была бы в восторге! – промурлыкал он и открыл искрящиеся весельем глаза.
Рубашка на спине Быстрова натянулась. Благостное настроение, которое он пестовал в себе с утра, уступило место раздражению. Он нервно дернул головой и недовольно буркнул:
– Мои мысли тебя не касаются! – он сжал кулаки, силясь не дать волю своим неуместным думам. Но те легко прорвали воздвигаемую им плотину запрета, заставив додумать: – «Вот идиот! Размечтался рядом с Филиппом! Вообразил, как поверхность космодрома поглощая часть моего корабля, отправляет его в открытый космос, чтобы доставить поседевшего Ромео к его горячей страстной Джульетте, которая не просто чужая, а чуждая враждебная ему женщина! И все это на радость читающему мысли Ветрову. Дух захватывает, как я все это живописал: покрытие разбегается радужными кольцами от точки старта, корабль тает на глазах, и стареющий плейбой прыгает со строительства века к той, которая… н-да… Все-таки я – идиот! И картина совершенно идиотская! Как это утомительно, когда ты прозрачен для своего собеседника!»
Быстров издал печальный вздох.
Ветров изогнул бровь и, глядя на иризирующее синим цветом покрытие космодрома, кажущееся бесконечным на ярком солнце, неожиданно отдал приказ:
– У тебя день, чтобы передать дела заместителю!
Быстров хотел рассмеяться, но вдруг понял, что Ветров не шутит.
– Почему? – не оборачиваясь, спросил он, его голос чуть дрогнул.
– Потому что ты, мой дорогой друг, без всякой помпы отправишься к своей инопланетянке еще до завершения строительства «нулькосмодрома».
Быстров резко обернулся. Его длинные по новой вестернианской моде волосы взметнулись вверх.
– Ты серьезно? – с робкой надеждой спросил он. – Я? К Нуан Сунел?
Филипп хлопнул себя по коленям и жизнерадостно сказал:
– То-то обрадуется дикарка! А что касается картины, Валя, которую ты вообразил, то она была величественной!
Чтобы скрыть заливающую лицо краску, Быстров отвернулся.
А Ветров поднялся с песка, тщательно отряхнул брюки и медленно, будто наслаждался каждым словом, подтвердил:
– Да, Валя. К Нуан. На Коалу. В логово потомков дронов. Но что-то я не пойму, ты рад или нет?
– Н-нет, да… Я рад повидаться с Н-Нуан! – заикаясь, ответил Быстров, и вдруг понял, что лжет другу. Не было в нем радости, а только страх и неприятное чувство, что он вдруг превратился в легкое перышко, которое ветер уносит куда-то в неизъяснимую даль… и все же он тихо сказал: – Я рад послужить Вестерну!
